Отца на подобных встречах обычно не было. Занятой, как всегда, то в Шанхае, то в Сингапуре, а иногда и в Токио, Хэ-старший ограничивался редкими звонками. Однако он неизменно поздравлял с днём рождения и приглашал к себе на Чуньцзе*, день образования КНР, праздник середины осени…
Хэ Тянь, впрочем, постоянно отказывался.
В конце концов головная боль победила, заставив парня подняться с кровати. Он нашёл забытый пузырёк в шкафчике ванной, принял пару таблеток и умылся, поплескав на лицо прохладной водой. Прошлёпав по холодной плитке до кровати, Тянь вернулся в комнату, улёгся, с головой закутавшись в одеяло, и уставился на заставку мобильного.
— Гуаньшань… — позвал он, глядя на хмурое, напряжённое и какое-то совсем уж недружелюбное лицо.
Однако эта фотография нравилась больше других. В ней было что-то живое, настоящее. Тянь смотрел, бывало, мельком, чтобы проверить уведомления или узнать время, и на душе сразу как-то теплело. Настроение в последнее время раскачивалось, будто маятник. Он старался быть лучше изо всех сил, старался уловить ту невидимую грань, переступив через которую, получалось увидеть Мо-настоящего за всей этой шелухой из наигранной смелости и крутизны. Когда получалось – Тяню хотелось сворачивать горы. Когда Гуаньшань посылал его – хотелось зарыться в одеяла с головой, как сейчас, и тихо умирать, пока никто не видит.
Однажды он услышал где-то глупую метафору, что, якобы, каждый человек носит в душе крохотную искорку, и лишь в его собственных силах заключается возможность разжечь из этой искры настоящее пламя. Оно может потухнуть, а может превратиться в самый настоящий пожар. Тяню казалось, что его искра была заморожена ещё при рождении, а Гуаньшань носил ту самую, что худо-бедно согрела его собственную… Идиотское сравнение, наверное, вспомнилось из-за цвета волос. И вообще Тянь ни за что в жизни не рассказал бы рыжему всей этой чуши. Но глядя сейчас на яркие, блестящие на солнце рыжие и колючие прядки, парень шептал.
— Такой тёплый…
Было сложно уснуть, и он всё-таки не удержался, посылая Гуаньшаню в личные сообщения один смайлик-солнышко, без особой надежды на ответ.
От такого точно не было смысла чего-то ждать. Рыжий ставил телефон на беззвучный режим, ещё с тех пор, как Хэ Тянь разок набрал ему посреди ночи. Но даже смотреть в окошко с чатом на такую привычную аватарку с лозунгом «Отъебись» было приятно.
Он вздрогнул, замечая, что у сообщения сменился статус. «Прочитано». В два часа ночи. Гуаньшань не спал?
Собственные мысли вдруг напомнили ему муравейник, в который неожиданно ткнули палкой. Предположения зашевелились одно за другим. Искушение отправить что-то, позвонить просто, чтобы услышать голос, стали так велики, что Тянь трижды стирал какую-то чушь, которую порывался написать его воспалённый до внимания мозг. Хотелось быть рядом. Хотелось чёрт знает чего, иногда он сам пугался собственных мыслей. Обнять, положить голову на плечо, рассказать всё разом. И что пугает, и что радует, и как ему хочется увидеть эту чертову настоящую улыбку рыжего хотя бы раз. Как хочется задушить всех баб, что сверлят Гуаньшаня взглядом в школьной столовой, как хочется, почти до мучения, целовать его нежную кожу, ощущать запах, обнимать упрямое, жёсткое, но такое красивое тело…
Он задержал дыхание, уставившись на ответ. Ответ от Гуаньшаня в два часа ночи. Это был смайлик, но всё же… От добра добра не ищут, так ведь говорится? Хэ Тянь побоялся отвечать, чтобы не спугнуть неожиданное внимание. Чтобы пялиться на жёлтенький средний палец. Чтобы представлять, какое у него, должно быть, сейчас выражение лица?
— Я безнадёжный, — вздохнул Хэ Тянь и поставил телефон на блокировку. — Но ты же ответил…
Эту ночь удалось проспать без сновидений. А утро встретило его туманом, стелющимся по улицам города и тусклым светом солнца, едва пробивающимся сквозь облака.
Он, как обычно, пил один только чёрный кофе и морщился от голодных спазмов в желудке. Есть хотелось, но одному было как-то грустно. Тянь собирался в школу минут за двадцать, но сегодня немного задержался, глядя на окошко чата. Проверить, когда рыжий был в сети.
Семь тридцать утра. Ну что ж… У него был шанс перехватить Гуаньшаня на улице где-то по дороге.
Тянь не питал особых надежд оказаться с рыжим наедине, ведь до школы тот всегда ходил в сопровождении Цунь Тоу или ещё кого-то из компании, куда ему, мажору, путь был заказан.
Гуаньшань, видя его ещё издали, обычно кривился так, словно съел что-то кислое, но Хэ Тянь неизменно расплывался в широкой улыбке.
— Милый, ты не забыл обед? — мама тоже опаздывала.
— Не забыл, — Гуаньшань застыл над ящиком, пытаясь найти одинаковую пару носков, а затем плюнул и надел первые попавшиеся. Под штанами всё равно не будет заметно, что один чуть длиннее другого.
— Хорошо, я сегодня работаю до обеда, а потом поеду к тётушке Пин. — Не забудь поужинать и разбери вещи в стирке!
— Понял, я пойду! — рыжий быстро зашнуровал кроссовки. В кармане завибрировал мобильник.
«Жду на повороте», — от Цунь Тоу.
«Я скоро», — быстро ответил Гуаньшань.
Он сбежал по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, и напугал их пожилую соседку, когда чуть не вышиб дверь из подъезда, вываливаясь на улицу.
— Простите, госпожа! Я опаздываю! — парень умудрился изобразить вежливый поклон и понёсся вниз по улице.
В голове было восхитительно пусто. Свежее, прохладное утро способствовало бодрому расположению духа, и Гуаньшань чувствовал себя как-то странно хорошо. Словно в предвкушении чего-то. Внезапно вспомнилось ночное сообщение.
Почему этот придурок не спал? И почему его интересует этот вопрос?
Гуаньшань помахал рукой продавщице в цветочной лавке, и та приветливо заулыбалась в ответ. Наперерез ему, радостно галдя, пронеслась стайка школьников из младших классов, и рыжий чертыхнулся, едва ли не перепрыгивая кого-то из них.
— Почти успел, — усмехнулся Цунь Тоу, когда парень затормозил, хватаясь за фонарный столб, чтобы удержать равновесие. — Чё, проспал, да?
— Угу, — выдохнул рыжий, выравнивая сбитое дыхание.
— А чё так? — Цунь Тоу чавкал какой-то жвачкой и, как обычно, выглядел счастливым и довольным.
— Не спалось, — Гуаньшань одёрнул олимпийку, сбившуюся от быстрого бега.
— Ну ладно, идём?
Они перешли оживлённый проспект и завернули в переулок, чтобы сократить путь. Вообще до школы было минут двадцать пешком, но обычно они тащились здесь, чтобы Цунь Тоу успевал покурить.
С широкой улицы позади них вдруг раздался грохот, душераздирающий визг тормозов и металлический скрежет, от которого по спине пробежалась стайка мурашек. Рыжий вздрогнул, оборачиваясь и увидел несколько человек, пробежавших мимо.
— Что это там? — флегматично поинтересовался его друг.
— Пошли проверим? — Гуаньшань поспешил на звуки.
Ещё секунду назад на дороге, как обычно, проезжали машины, а теперь здесь скопилась целая пробка. Что-то случилось неподалёку от пешеходного перехода посреди проспекта.
— Авария что ли? — Цунь Тоу вытянул шею, пытаясь разглядеть, что происходило впереди. — Фига, сколько народу!
К месту происшествия действительно стекались со всей улицы. Кто-то вызывал скорую, кто-то пожарную бригаду. Гуаньшань слышал возбуждённые голоса краем уха. «Машина перевернулась, могут быть жертвы», «кто-то вдруг резко повернул, не справился с управлением»…
Он расталкивал глазеющих прохожих, пытаясь пробраться к самому центру, а Цунь Тоу едва поспевал за ним.
Руки вдруг ухватились за знакомую рубашку и рыжего будто обожгло.
— Малыш Мо? — Хэ Тянь застыл, и ему в спину впечаталась какая-то недовольная женщина.
— Дайте же пройти!
— Там кому-то плохо!
Гуаньшань нахмурился, как и всякий раз, когда видел лицо темноволосого засранца. Кажется, это выражение скоро станет его единственным, потому что Хэ Тянь попадался на глаза с завидной регулярностью.