У него вдруг сделалось такое лицо, словно он съел что-то кислое. Рыжий всё-таки полез в рюкзак и протянул ему пиво.
— Иногда я задумываюсь, что бы на всё это сказала мама? — пробормотал Тянь, открывая бутылку.
— Как она… — Гуаньшань запнулся, но парень его прекрасно понял.
Наверное, это был весьма ожидаемый вопрос, учитывая, что женщина умерла.
— Рак. Внезапно и на той стадии, когда уже требуется серьёзное лечение. Она прошла курс химии. Потом сделали операцию и началась реабилитация. Отец в то время будто свихнулся… У него началась паранойя, что она заболеет заново, что опухоль не удалили полностью… — Тянь сделал несколько глотков. — Когда они поехали в больницу на повторное обследование, оказалось, что все его страхи оправдались… А после этого в нашем доме появились какие-то знахари, монахи и прочие врачеватели-шарлатаны… Хотя тогда я его понимал: он пытался делать, что мог.
У Гуаньшаня так пересохло в горле, что не спасло даже пиво. Сигарета тлела в пальцах, нетронутая. Он почти не моргал, слушая Тяня и поражаясь, насколько сильно у того поменялся голос. Он стал надтреснутый, будто сломленный когда-то давно. И очень грустный. Рыжий задумался, что, быть может, впервые слышит его таким настоящим.
— Когда стало совсем плохо, он запретил нам с братом ходить к ней в спальню, — тем временем, продолжил Тянь. — И я пробирался ночью, через окна, которые, к счастью, выходили в сад. Мы с мамой много разговаривали в те дни. А потом одним утром я проснулся в кровати рядом с ней, а она уже не дышала.
— Блядь, — вырвалось у Гуаньшаня.
Он закрыл себе рот ладонью и отвернулся. Глазам стало горячо, а сердце в груди будто сжали в тиски.
— Когда я вижу отца, всё время хочется спросить, как он её так быстро забыл? — Хэ Тянь невесело усмехнулся. — Он женился спустя год. Год… Разве можно забыть человека, которого ты любил так долго всего за двенадцать месяцев?
— Я не знаю, — честно признался рыжий.
Они молчали минут пять, а может быть больше. Время тянулось, как вата, но рыжему не хотелось смотреть в телефон и думать о дороге домой. Он тихо потягивал пиво, рассматривая верхушки деревьев над головой. Тянь снова закурил и поёрзал, устраиваясь на скамейке поудобнее.
— Мой отец сидит в тюрьме, — признание далось Гуаньшаню неожиданно легко.
Наверное, после ошеломляющего откровения мажора о смерти матери стало проще. А может так вышло, потому что рыжий считал своим долгом ответить откровенностью на откровенность.
— За что? — спокойно уточнил Тянь.
— Непредумышленное убийство. Вступился за девушку в ресторане, где работал. Всё было вполне прилично, пока не пришли братки тех, кого он выгнал… — рыжий вздохнул. — Началась драка, у них оказалось оружие, кто-то вызвал полицию, но, как выяснилось, слишком поздно. Отец не рассчитал силу, хотя доказать, что он защищался, адвокат не смог…
— Давно это случилось? — уточнил мажор.
— Мне было лет семь… — Гуаньшань сел поудобнее. Широкая лавка позволяла подтянуть колени к груди.
— У меня в это время умерла мама…
Они снова замолчали, и на этот раз надолго.
Рыжий подумал, что примерно в одно и то же время они оба пережили потрясение, которое повлияло на всю их дальнейшую жизнь. У него теперь – недоверие к людям, шепот за спиной, клеймо позора. Вечная борьба с одноклассниками в попытках доказать, что он не сын преступника, и что его отец не был так уж виноват… А у Тяня – разрушенная семья, отсутствие взаимопонимания, холодность и высокие требования со стороны родни. Куда ни глянь – ничего хорошего.
— Не хочу домой, — пробормотал мажор.
— Давай поедим? — вдруг предложил Гуаньшань, и поймал на себе взгляд, полный искреннего удивления.
— В кафе? — Тянь резко поднялся.
— Лучше, — рыжий хмыкнул, снова чувствуя лёгкое превосходство и удовольствие от чужого подчинения.
Ему нравилось, когда Хэ Тянь слушался безо всяких комментариев.
— И куда ты меня ведёшь?
Мажора удивляло буквально всё: незнакомые улицы, на которых Гуаньшань провёл детство, дома, о которых он, оказывается, мог рассказывать часами напролёт. То, какие там жили соседи, и какие магазины и лавки располагались вокруг.
В конце концов от бесконечного монолога запершило в горле, но, к счастью, они уже дошли.
— Вот, — рыжий обвёл рукой небольшой шатёр и пластиковые столики, расположенные вокруг него прямо на дороге.
Почти всё было занято, несмотря на столь поздний час, но контингент выглядел несколько пугающе. Впрочем, им обоим, изрядно подогретым пивом, уже было плевать.
— Эй, хозяин! — крикнул Гуаньшань, отгибая полог шатра. — Четыре куриных шашлыка и два пива!
— Хорошо, сию минуту! — отозвались откуда-то из-под прилавка.
Тот представлял собой обыкновенную кухонную тумбу, на которой расположился кассовый аппарат. Рядом стоял мангал, с горящими углями и небольшая витрина, демонстрирующая нехитрый выбор в меню.
— Ты уверен? — робко поинтересовался Хэ Тянь, и рыжий неожиданно для себя рассмеялся.
— Что, никогда не ел в таких захолустьях? — он пробрался мимо каких-то оживленно горланящих мужиков.
Те смотрели телевизор, закреплённый прямо на дереве под зонтиком, видимо, на случай непогоды. Показывали какой-то боксёрский поединок.
— Если честно, нет… — мажор уселся на пластиковый стул, который отозвался опасным скрипом.
— Вот и попробуешь, — Гуаньшань устроился с противоположной стороны.
Пиво принесли быстро, куриный шашлык на шпажках чуть позже. Рыжий не собирался уговаривать Тяня и сам первым впился в ароматное, почти раскалённое мясо. Сок стекал прямо по подбородку, он фыркал, обжигался, но ел с таким удовольствием, словно превратился в какое-то впервые дорвавшееся до пищи животное. Четвертое по счёту пиво приближало его к опасной грани, за которой лежало неизведанное. Они даже с Цунь Тоу никогда не пили так много.
Но с Хэ Тянем почему-то не было страшно. Даже спокойно и как-то весело. Мажор наблюдал за ним с величайшим интересом, но к еде пока что не притрагивался и лишь потягивал пиво.
— Что, ждёшь, когда свалюсь замертво? — Гуаньшань вытер подбородок тыльной стороной ладони.
— Ты очень заразительно ешь, — Тянь, наконец, потянулся к деревянной шпажке, понюхал и откусил на пробу. — Блядь, это и правда вкусно!
Рыжий улыбнулся, наблюдая за чужим откровением. Да, если свести знакомство с поваром, то еда в любом месте станет куда безопаснее.
Он частенько ходил сюда перекусить вместе с мамой. А потом и один, после подработки. Управляющий этим «гадюшником», по словам местных, был каким-то бандитом, но, судя по тому, что кафе располагалось здесь вот уже двадцать лет кряду, можно было верить в относительное качество кухни.
Но не в посетителей.
— Эй, рыжее уёбище! — хриплый голос раздался чуть позади. — Да-да, я к тебе обращаюсь!
Гуаньшань обернулся и увидел возвышающийся над ним грузный и неповоротливый силуэт.
— Тебе табуретка нужна? — поинтересовался мужик, указывая на свободный стул возле их столика. В его зубах была зажата сигарета: от запаха дешёвого табака тут же заслезились глаза.
— А ну повтори… — Хэ Тянь резко поднялся, и рыжий вздрогнул.
— Чё? — мужик сфокусировал взгляд на мажоре.
— Повтори, как ты его назвал?!
Его голос не сулил ничего хорошего, но Гуаньшань на всякий случай попытался разрядить обстановку.
— Тянь, просто отдай ему стул.
— Эй, Го Хай, какие-то проблемы? — спросили из-за соседнего столика.
— Пока нет, — мужик осклабился и хрустнул костяшками толстых, как сардельки, пальцев.
— Скоро будут, — Хэ Тянь ловко протиснулся к рыжему ближе и вскоре совсем загородил его спиной. — Я спрашиваю в последний раз, как ты его назвал?
— Это рыжее уёбище? — переспросил мужик, и мажор как с цепи сорвался.
Гуаньшань успел увидеть чужие грязные кроссовки, взметнувшиеся в воздух, услышал звон посуды, повалившейся на пол с опрокинутых столиков, и чужие крики.
Среди общего гвалта различались восторженные кличи и ругательства недовольных тем, что не дали досмотреть матч. Рыжий бросился было разнимать потасовку, но вдруг сам получил от кого-то локтем под рёбра и едва не увидел на асфальте содержимое собственного желудка.