Павел Ефимович Бейлин
Живи, солдат
Первые встречи
На дороге нас встретила девушка в военной форме.
— А я вас давно жду. Должна проводить к начальнику госпиталя. Здесь недалеко.
— Вы работаете в этом госпитале? — спросил я.
— Да. Зовут меня Любой. Младшая операционная сестра. — И, скосив на меня озорные глаза, добавила: — А вас назначили ведущим хирургом. — Потом перчаткой показала в сторону моего спутника. — А вас — фельдшером приемно-сортировочной. Я все знаю. Месяц, как знаю...
Анатолий Гажала, мой спутник, рассмеялся.
— А мы об этом узнали только... вчера.
Люба удивленно повела плечами.
— Странно...
— Мы тоже думаем, что странно, — иронически улыбнулся Гажала, — у вас дар предвидения, не иначе. Месяц назад в 3-й армии никто даже не предполагал о нашем существовании.
* * *
Начальника в штабной палатке не оказалось, он выехал на станцию Скуратово в полевой эвакогоспиталь. Из глубины навстречу нам вышел коренастый человек с обветренным красноватым лицом.
Мы назвали себя. Отрекомендовался и он:
— Комиссар госпиталя капитан Каршин.
Люба тихо спросила:
— Можно идти?
Мне показалось, что она обратилась ко мне, и я коротко ответил:
— Да, пожалуйста...
После ухода Любы Каршин недовольно заметил:
— У вас гражданская манера разговаривать с подчиненными.
— Такова уж специфика отношений между медиками.
— Как это следует понимать? На войне существует только одна специфика — военная.
— Но согласитесь, — оправдывался я, — смешно выглядит сестра, повторяющая приказ врача с решимостью бравого сержанта: «Есть, сделать впрыскивание». Так можно и от раненых требовать, чтобы они не рассказывали, а рапортовали, например, о болях в животе или плохом аппетите...
— Надеюсь, вы не собираетесь навязывать свои установки?
— Разумеется...
Каршин присел на ящик для упаковки госпитального имущества и сказал примирительно:
— Крайности всегда смешно выглядят. Во всех военных учреждениях, каково бы ни было их назначение, должен быть воинский порядок. Впрочем, забудем об этом разговоре. Я очень рад вашему приезду.
Я вручил комиссару предписание. Он прочитал его вслух.
— Вы вышли из окружения?
— Да, под Ельцом, — ответил я.
— С товарищем? — он кивнул в сторону Гажалы.
— Да, с товарищем. Мы прошли с ним большой и трудный путь.
Помедлив с минуту, Каршин продолжал:
— Сегодня, быть может, прикажут развернуться. Начальника срочно вызвали в полевой эвакопункт. Готовится серьезная боевая операция... Позавтракайте, потом я познакомлю вас с людьми...
В десятом часу вечера возвратился из Скуратова начальник. Он сообщил, что скоро прибудут первые раненые.
На опушке леса, в землянках, накануне стоял полк противотанковой артиллерии. Ночью полк снялся, и мы заняли землянки. Это было для нас находкой. Все села вокруг были сожжены, палаток не хватало, а в каждой землянке можно разместить по четырнадцать — шестнадцать раненых. Теперь оставалось лишь отеплить эти нехитрые сооружения и оборудовать их применительно к госпитальным требованиям.
Операционный блок разместили в чудом уцелевшей деревянной школе. Тут же, в нескольких свободных классах, будут лежать тяжелораненые.
Предстояло развернуть приемно-сортировочное отделение. Место для него подыскали вблизи школы, на опушке леса, и санитары уже приступили к работе.
Ветер поднимал снежную колючую пыль. Низко над землей, почти касаясь верхушек деревьев, быстро проплывали рваные тучи.
С Гажалой и старшей операционной сестрой Савской мы подошли к площадке, где в это время санитары и сестры разбивали палатки приемно-сортировочной. Площадку выбрали удачно: со всех сторон она была защищена стеной огромных елей, обремененных шапками снега.
Площадка уже была очищена от снега. Обнажилась земля с промерзшими до дна лужицами и неподвижными в них, припаянными морозом ветками, еловыми иглами, шишками, камешками.
С трудом выдолбили ямы, словно это была не земля, а гранит, и поставили стояки-мачты. Потом по краям площадки вбили колья, чтобы прикрепить к ним концы палаток. Порывы ледяного ветра надували брезент, и казалось, это плещется парус лодки, наполовину погрузившейся во вспенившиеся белые волны-сугробы. Облепленные снегом копошились на площадке люди, отыскивая концы палатки, кричали, подгоняли друг друга.
— Савская, берегите руки. Сейчас же наденьте варежки! — приказал я.