Санитары внесли столовый стол. Так как он был короток, к нему приспособили ящики и сундук. Неровности заложили шинелями и ватниками. Все это покрыли простынями, которые привезла с собой Люба. Стерильными простынями завесили также потолок, чтобы с него случайно не осыпались штукатурка или пыль.
Санитары едва поспевали за Любой. Однако быстрота ее больше походила на суету. Под моим неодобрительным взглядом она, казалось, все больше ошибалась. Ошибки эти становились просто опасными. Особенно она разволновалась, когда раненого положили на стол и разбинтовали голову.
Неожиданно зазвенели пинцеты. Инструменты посыпались на пол. И — это уже предел профессиональной несостоятельности — Люба нагнулась, чтобы поднять их.
— Встаньте! — взревел я. — Что вы делаете? Ведь ваши руки стерильны...
Люба поднялась. Она была бледна, испугана, и мне ее стало жаль: девушка просто растерялась. Как только вернемся в госпиталь, позабочусь, чтобы Савская взяла ее под свое неотступное наблюдение.
После операции, когда нужно было собираться в обратный путь, Люба стала вдруг необычно медлительной. Видимо, ее одолевал приступ слабости. Неожиданно она спросила:
— Он выживет?
Я ответил уклончиво:
— Операция прошла благополучно... Думаю, что выживет. Разумеется, возможны всякие неожиданности...
Люба задержалась в дверях:
— Позвольте мне остаться с раненым...
— Остаться? — удивился я. — Зачем? Вам здесь делать нечего, около больного есть врачи.
Было уже пять часов утра. Над горизонтом вспыхивали зарницы выстрелов. Рассекая небо, шарили прожекторы. Время от времени вонзались в звездные просторы пунктиры трассирующих пуль. Оживление на передовой побуждало думать о новых раненых, и я торопился.
В машине мы заняли каждый свое место, закутавшись как только можно, и поехали. Навстречу и сзади нас, наполняя лес звуками сирен, шли грузовые машины. Некоторые из них были покрыты брезентом и имели на. левых бортах красные флажки — опасный груз, боеприпасы! С магистральной дороги вскоре свернули на узкую боковую, ведущую в наш госпиталь. Впереди — овраг. Проскакиваем хлипкий мостик и продолжаем свой путь в гору. Вот «снежный туннель» — прорытая в заносе узкая щель. То ли потому, что свет от фар был слабым, а скорость велика, то ли потому, что шофер просчитался, но машина, выбившись из наезженной колеи, врезалась, в стену заноса. Все, что было в кузове, в том числе и пассажиры, с силой подалось вперед, стукнувшись о переднюю стенку, отделявшую кузов от кабины.
— Приехали... — прохрипел озлобленно шофер и уперся в машину, показывая нам, как нужно толкать ее.
— Взяли!
По мере того как мы толкали машину, она поворачивалась и, наконец, совсем встала поперек дороги.
— Назад — вперед, назад — вперед! — кричал, натуживаясь, шофер. Машина же только вздрагивала и все глубже погружалась в снег. Переместить задние колеса в колею не удавалось. Тогда шофер открыл кабину, поднял сиденье и, загремев инструментами, извлек из ящика саперную лопату.
— Попробуем раскопать под колесами...
Люба опустилась на землю возле левого заднего колеса и стала руками разгребать снег. Меня опять это возмутило:
— Ступайте в кабину.
Люба продолжала копошиться в снегу.
— Ступайте в кабину, — настойчиво повторил я, — или прикажу силой поместить вас туда.
Люба нехотя подчинилась приказанию.
Не помогла шоферу и лопата. Правда, нам удалось сдвинуть машину и поставить на колею. Но, пока возились с расчисткой снега, застыл мотор. Завести его никак не удавалось.
А мороз все усиливался. Слезились глаза, и со щек мы снимали ледяные крупинки. Выхода не было. Шоферу я приказал остаться, а остальным идти в госпиталь пешком. Оттуда вышлют на помощь солдат и лошадей.
Двинулись в путь. Шли по дороге, но было темно, и мы часто сбивались и проваливались в сугробы. Предстояло пройти около семи — восьми километров. Наконец дорога стала совсем узкой. Похоже было, что мы сбились. Строю нашему стало тесно, наступали друг другу на ноги. Кто-то из санитаров, выпалив сгоряча крепкое слово, растянулся на снегу.
— У меня задеревенело лицо и не сгибаются колени, — пожаловалась Люба.
— Поднимите воротник, попрыгайте, разотрите коленки, — советую ей. — Вот так!.. Ну что, теплее?
Пронесшийся ветер раскачал сосны, посыпались тяжелые хлопья снега. Мы задыхались от усталости и холода.
В двух шагах в стороне от тропинки что-то шевельнулось, и нас оглушил неожиданный окрик: