Выбрать главу

Его подхватили под мышки и, вытащив из комнатушки, поволокли по сырому коридорчику на очередной допрос.

Опять забрызганная кровью, пропахшая потом и вонью тюремщиков, зловещая и душная пыточная камера.

Град ударов по лицу, телу, пакет на голову. Потом всё те же самые вопросы. О Жилине, об 'Оплоте', о товарищах...

Александр молчал, сжимая разбитые губы.

Вновь удары, разряды электрошокера, пакет на голову...

Александр закашлял кровью и стал задыхаться. Когда он от удушья забился в конвульсиях, пакет сняли и дали отдышаться. Затем швырнули на пол и окатили холодной водой из грязного ведра.

Кто-то из палачей рявкнул:

- Полежи, падла! Подумай пока. И не надейся, что мы о тебе забудем!

Оставив Александра лежать мокрым на цементном полу, мучители вышли из пыточной на перекур.

Дверь гулко хлопнула, в замке провернулся ключ.

Стало тихо.

Тело медленно остывало, теряя остатки жизненных сил. Била дрожь, от холода стучали зубы. В сознание медленно и душераздирающе вползали отчаяние, ощущение безысходности, бессмысленности существования.

Прошлое исчезало за дымкой забвения, уплывало куда-то в бесконечную пустоту. Тело и голова заполнялись невыносимой болью.

Хотелось прекратить эту пытку, эту вселенскую несправедливость, это издевательство над человеческим достоинством и разумом.

Но как это сделать?

Мир вокруг постепенно мутнел, терял очертания. Зрение отказывало. Подкрадывался очередной обморок, после которого, по опыту, станет ещё хуже.

Александр попытался удержаться на краю разверзшейся перед ним бездонной пропасти мрака и полной потери контроля над собой, напрягся изо всех оставшихся сил, стараясь встать и... разбить голову об стену.

Помощь уже не придёт. Не успеет! Не верится!

Он потерял всякую надежду на спасение. Он так и умрёт на этом холодном мокром цементном полу, беспомощный и истерзанный. В муках и издевательствах.

Лучше прекратить это самому, чем быть безвольной игрушкой, 'живым мясом' в руках двуногих зверей!

Встать не получилось. Не хватило сил. Кружилась голова и мир с остатками воспоминаний прошлого, всё ускоряясь, вращался вокруг узника, увлекая его, зовя за собой куда-то вдаль, в другую Вселенную...

Спустя несколько минут, немного отдышавшись после неудачной попытки подняться, Александр, подтянув к себе руки, вцепился осколками зубов в запястья. Он грыз и рвал их, не ощущая боли. Его наполняла только ненависть к мучителям и какое-то внутреннее торжество: - 'Нате выкусите! Вы мне больше ничего не сможете сделать! Я уйду туда, где вы меня не достанете!'

Вместе с вытекающей из вен кровью, уходили боль, ощущение холода, утекало сознание. Затихали звуки из коридора, соседних камер, с улицы...

Перед глазами расплывались и гасли, тускнея, цветные радужные пятна. Постепенно наступали покой и безразличие.

В голове, слабея, билась только одна мысль:

- 'Всё! Точка! Надо достойно уйти, не сломаться и не предать ребят! Они очистят Украину от этих мерзавцев! Уже без меня...'

Хлопнула дверь. Палачи вернулись. Несколько секунд ошарашено смотрели на лужу крови, натекшую на пол комнаты из перегрызенных вен задержанного, затем позвали старшего.

Тот пришёл, безразлично глянул на 'сепара' и коротко спросил:

- Сдох?

Один из палачей наклонился к Александру, проверил пульс:

- Кажись, живой ещё...

- Ну и чёрт с ним, пусть валяется. Всё равно 'обнулять' надо было. И этого, и того, второго, в его камере.

Палачи ушли, оставив Александра истекать кровью.

Он перестал слышать, ощущать могильный холод пола, вспоминать...

* * *

Грохнула дверь.

Он понял это, скорее, по вибрациям, чем услышал.

Сколько прошло времени, и почему Александр до сих пор не умер, было непонятно. Это не иначе, как его ангел-хранитель не отпускает... даёт шанс...

Зазвучали возбуждённые голоса:

- И сколько за это чмо дадут?

- Двадцать штук зелёных. Без фуфла. Так что придётся его оставить живым. Врача позови!

Кто-то выбежал в коридор, кто-то грубым голосом спросил:

- А нам сколько перепадёт?

- Сколько дадут! - отрезал властный баритон, - такие вопросы наверху решаются. Наше дело щас выполнить новое указание. Планы поменялись. Этого не 'мочим', раз нашёлся кто-то, кто за него заплатит.

Опять стукнула дверь, вошли ещё люди. Один из них опустился рядом с Александром на колени, проверил пульс, измерил давление и засуетился.

Лежащего 'сепара-террориста' подняли, перевязали запястья, сделали укол. Потом посадили на табуретку. Впихнули в рот таблетку и, влив в рот воды, заставили проглотить лекарство. Табуретку придвинули к стене, чтобы Александр не свалился.

Уплывшее сознание медленно возвращалось в тело.

Александр слышал возбуждённые голоса, понимал, что говорят о нём, но разбирал только отдельные слова.

Вскоре его подхватили под руки и волоком перетащили из 'пыточной' в общую камеру. Там быстро напялили сухую одежду, застегнули наручники и бросили на железную кровать.

Ушли.

Через несколько минут кто-то опять, лязгнув дверью, вошёл из коридора в комнату, поставил возле кровати кружку с водой, накрытую куском хлеба и миску с баландой.

Дверь, в очередной раз лязгнув, закрылась и наступила тишина.

Виталий, выждав некоторое время, поднялся и подошёл к Александру. Стальной трос, к которому были прикованы наручники, позволял передвигаться по камере. Увидев перевязанные запястья, удивлённо спросил:

- Это ещё что? Жгли? Резали?

- Нет, это я... сам... - постепенно приходя в себя, ответил Александр, - уйти хотел... совсем... не дали...

- А-а... - протянул Виталий, - зря ты это. Может, ещё выкрутимся.

- Пока я там... валялся, слышал, что они нас 'обнулять' собирались. Помешать этому... может только выкуп. У тебя есть... кто-нибудь, кто... заплатит?

- Только если ребята узнают и скинутся. Я из компартии Украины. Но много не соберут, там всё простые работяги.

- Всё равно... попытайся. Скажи этим... схидникам, что тебе нужно связаться со своими и собрать денег на выкуп. Иначе - кончат!

Виталий вздохнул и отошёл.

* * *

Александр, несмотря на вернувшуюся ноющую боль в теле и в разодранных запястьях, от усталости снова провалился в забытье. Сквозь дремоту, уже под утро услышал, как Виталий заколотил ногой в дверь.

Когда охранник открыл, сокамерник Александра нервно прокричал:

- Слышь, телефон дай! Позвонить надо!

- Чё-ё? - удивлённо раззявил рот 'схидник', медленно приходя в ярость, - ты что, мозги повредил? Да я тебе щас...

Охранник сделал шаг в комнату, намереваясь пнуть наглого 'сепара'. Тот отодвинулся назад и тихо выговорил:

- Не кричи! Я хочу денег найти. Чтоб вам заплатить. За волю. Если сам не можешь это решить - зови старшего!

Нога тюремщика, чуть не долетев до тела заключённого, остановилась в воздухе:

- Во как! Денег достать? А что, можно попробовать! Телефон щас принесу, только ежели что вякнешь лишнего, будет больно!

Тюремщик, не закрывая дверь, выскочил из камеры. Через минуту вернулся обратно с мобильником:

- Звони! Воля тебе обойдётся в двадцать штук зелёных! Если твои друзья столько наберут - связь по этому номеру! Если попытаются 'финтить' или найти тебя, то... сам понимаешь...

Виталий трясущимися руками набрал номер.

'Схидник' стоял рядом, готовый немедленно выхватить телефон из рук арестанта, если что-то пойдёт 'не так'.

На другом конце линии связи подняли трубку.

- Мама? Это я! Да, живой! Не волнуйся! - перекрывая взволнованный голос матери, быстро заговорил Виталий, - подожди, мне надо что-то важное тебе сказать, времени мало... Не могу объяснить, где нахожусь... но, чтобы меня отпустили, надо заплатить... Да... Двадцать тысяч долларов... Да, тогда отпустят... Скажи Сергею, он поможет. Связь с ... моими охранниками... по этому номеру. Всё! Больше не могу говорить!