Илья, подперев кулаком щеку, глядел на мелькавшие мимо окон тени людей через мелкую решетку на окнах электроподстанции, где он работал дежурным электриком (сутки через трое), и на сердце было муторно. Телевизор не работал. Целыми днями Илья читал книги, но временами это надоедало, и он тупо уставлялся в зарешеченное окно.
Снова, как и три года назад, по весне от Ильи ушла жена. Это была уже вторая жена, и он загрустил – дожить до двадцати шести лет и потерять на этом коротком пути уже двух жен! Или это они теряли?.. Но от того, что он кем-то потерян и лежит сейчас на обочине жизни и все ходят мимо и даже не смотрят в его сторону, становилось еще гаже. Было скучно жить.
Особенно в такие слякотные времена Илья возвращался в своих мыслях к Петербургу – к его белым ночам и тем странным кровавым и непонятным событиям. А были ли они вообще?
Тогда, по приезде в Новгород, Илья четыре месяца принимал лекарства, выписанные невропатологом, стараясь не думать, не вспоминать… А теперь, когда все это отстало от него на три года, оказалось, что выглядело оно не так угрожающе. И он принял решение поехать в Петербург и попробовать разобраться в том, что же произошло с ним на самом деле.
Принятое весной решение удалось осуществить только в июне. И снова он попадал в город подземных призраков и белых ночей. С работы он уволился и, сложив в сумку все необходимое, сел в дневной поезд.
Билет у него был в плацкартный вагон. Соседями оказались мужчина лет тридцати пяти щуплого сложения, с усиками, читавший книжку на китайском языке, и женщина, измученная жизнью до такой степени, что трудно было распознать ее возраст. Но для Ильи это не имело важности: он был весь захвачен воспоминаниями, снова (уже в который раз) пытаясь разобраться в тех ужасающих происшествиях трехгодичной давности. Последние месяцы Илья был буквально поглощен этим, а сейчас, когда уже сидел в вагоне, в особенности.
"Ну хорошо, если ничего не узнаю, поживу недельку в гостинице, город осмотрю и уеду. Я ведь даже город не осмотрел как следует, в музеи схожу, в Эрмитаж, в Кунсткамеру – обязательно… Сперва, конечно, пойду к Егору Петровичу про Струганого расскажу, ну а там…"
– Ну-ка, браток, подвинься. – Рядом с Ильей сел громоздкий мужчина, тут же к нему присоединилась еще компания из трех человек.
Один из них, севший рядом с женщиной без возраста, стал заигрывать с ней площадными шуточками. Женщина охотно захохотала.
– Ну подвинься, подвинься, – вдалбливал его плечищем в стену мужик.
Вчетвером сидеть было действительно тесно, но Илье, даже при очень большом желании, двигаться оказалось некуда. А тот пихал его и пихал.
– Ну подвинься, подвинься, говорю…
Его приятели раскладывали на столе колоду карт, появилась бутылка водки.
– Да некуда мне двигаться! – разозлился Илья. – Стена мешает. Что же мне, на улицу выставляться?
– Ну тогда выйди! Не видишь – тесно.
– У меня билет на это место куплен.
– Ах, у тебя билет куплен, – проговорил мужик с угрозой. – Значит, не хочешь двигаться. Пойдем тогда в тамбур выйдем.
– Вам нужно, вы и выходите, – схамил Илья.
– Да оставь ты сосунка, – посоветовал его товарищ. – Не видишь, он от страха сейчас обделается.
Мужики загоготали.
Плотно притиснутого к стене Илью трясла злоба против этих чужих пропахших перегаром мужиков.
– Так не хочешь выходить?
Илья молчал.
– Ну ладно, в Питер приедем – поговорим.
Он из злости еще сильнее прижал Илью.
Кто-то сходил за стаканами к проводнику. Мужики разлили, выпили, потом поиграли в карты, снова разлили, снова выпили.
С затекшим телом Илья проклинал себя за то, что не удалился сразу, – теперь уйти и не обращать внимания на угрозы мужика было бы с его стороны трусостью. Но оставалось ехать еще целых два часа, и Илья, пожалуй, не вынесет этой физической муки. Когда выпили в третий раз, мужик снова толкнул Илью.
– Ты опять расселся, может, выйдем?
– Да отстаньте вы от меня, – рассердился Илья и изо всех сил отпихнул мужика.
– Ну смотри – скоро приедем, – сквозь зубы прошелестел мужик, жутко глядя на Илью.
Массивные кисти его были в наколках: на перстах – синие кольца, на тыльной стороне – солнце и что-то написано. Дружки тоже были вида тюремного.
"Надо же, влип, – думал Илья с сожалением, – не хватает еще по морде получить. Приеду такой, с фингалами. Дурацкое положение, да еще и неудобное какое…"
Выпив бутылку, выставили еще литруху. Женщина без возраста пила наравне с мужиками. Приговорив еще полбутылки, сосед Ильи снова стал зазывать его в тамбур – не мог стерпеть до Петербурга. Илья, глядя в окно на мелькавшие домики садоводств, молчал.
– Ну ты чего не отвечаешь? – озлоблялся мужик все больше и больше. – Я к тебе обращаюсь. Ну слышь, ты!
– Слушай, мужик!
Все вдруг смолкли – настолько категоричным был голос. Это заговорил читатель китайской книжки.
– Слушай, оставь моего дружка в покое. Выйдем мы с тобой. Я выйду. Понял?!
Илья совсем забыл о присутствии этого человека, да, казалось, и никто не видел его. Тишина вдруг мгновенно сменилась хохотом – это, разглядев щуплого читателя китайской книжки, загоготали мужики.
– Слышь, Петя! – давясь от смеха, восклицал один. – Он с тобой, молотобойцем, выйдет. Ну не могу…
– Я бы на твоем месте назад поехал, – глумливо советовал другой.
Петя-молотобоец совсем рассвирепел и, уже больше не обращая внимания на Илью, уставился налитыми кровью глазами на грубияна, что-то хрипя.
– Да, – негромко и спокойно сказал читатель, цокнув языком и огорченно покачав головой.-Обидели, что характерно.
И снова как ни в чем не бывало уткнулся в книжку.
Когда внимание типа переключилось на читателя, Илье стало немного полегче, и остаток дороги он проехал с чувством предвкушения драки. Вернее, с мыслью о том, как бы получить поменьше. Он был очень благодарен человеку, отведшему от него главный удар массивного кулака.
Когда электропоезд прибыл на вокзал и все стали покидать вагон, Илья тоже хотел встать, но мужичина притиснул его поближе к стеночке и сказал:
– Сиди, голубок. Ты тоже, – кивнул он читателю.
– Ты тоже сиди, пока, – в тон ему посоветовал читатель.
Это был явный вызов. Мужик опять зарычал, не найдя ответа.
Безвозрастная попутчица, веселясь от алкоголя, пригласила к себе всю ораву. Илья соображал, что он в состоянии сделать для своей защиты. Он оказался прижатым с такой силой, что от боли даже двигать затекшим телом не мог, не то что драться. Один тип вышел с женщиной, осталось всего трое. Двое других намеревались поглазеть ради интереса на то, как сердитый Петя-молотобоец расшибет вдребезги лица попутчикам.
Читатель, положив на стол книгу, выходить не собирался, глядя в окно на кишащий народом вокзал. Поток пассажиров, идущих мимо купе, иссяк.
– Ты на закуску, – пихнул мужик Илью бедром. – А ты иди сюда, голубок.
Лицо его перекосило злобой, он встал и, подойдя к читателю, протянул к его груди могучую лапу, одновременно занося правую руку для сокрушительного удара. Движения его были уверенными и плавными. Друзья стояли в проходе, посмеиваясь, заодно глядя по сторонам – не идет ли кто. В окне показалась довольная рожа четвертого. Он сложил руки домиком, не желая пропускать расправу, уставился в окно вагона.
В следующее мгновение случилось невероятное – то, чего Илья потом не мог уже восстановить в памяти, как ни старался.
Мужичина-молотобоец не донес руки до груди читателя. Вместо этого охнул, присел и схватился за низ живота. Лицо у него при этом сделалось испуганным и беспомощным. В это же мгновение его лицо с огромной силой ударилось о крышку стола. Помог ему в этом читатель, схвативший его за волосы и направивший физиономию в нужном направлении. Не отпуская кудрей мужика, читатель поднял его голову с окровавленным лицом от стола и, резко выкинув вперед ногу, одновременно потянул голову на себя, как бы насадил живот мужика на эту ногу.