Мы целуемся долго, глубоко, чересчур развратно, и нам все мало и мало, хочется больше, хочется съесть друг друга, влиться, стать одним целым. Но дальше поцелуев не заходит, потому что силы полностью покидают нас, и мы против своей воли засыпаем.
Когда мои глаза распахиваются, первое, что я вижу, это корешки книг. Моя голова покоится на загорелой груди Адена, мирное дыхание которого щекочет мой затылок. Мы уснули, даже не потрудившись отстраниться друг от друга.
Вставать не хочется, но и от долгого лежания спина побаливает. Я отодвигаюсь от пленящего уютного тела и, убедившись, что не потревожила его сладкий сон, вылезаю из постели. Вещи разбросаны возле входа в закуток, где прячется матрас. Я натягиваю одну за другой, пока не дохожу до ботинок. Вдруг мне уже не слышно сопение Адена и, замерев на месте, оборачиваюсь. Он сидит, запустив пальцы в волосы, и сонно смотрит на меня.
— Привет, — расслабившись, мягко говорю я и обуваюсь.
Аден тоже поднимается, и, когда я выравниваюсь, натыкаюсь взглядом на его зад. Мои щеки краснеют, он одевается, по-прежнему стоя ко мне спиной, но кажется, все равно знает, что я разглядываю его, потому что по хранилищу разносится довольно громкое хмыканье.
Повернувшись, Аден двигается на меня, как хищник на жертву, и от этого в голове проносятся воспоминания о наших первых днях после знакомства. Он шел на меня точно так же, но если тогда в движениях сквозила угроза, которая сковывала меня, заставляла съеживаться, то сейчас мне приходится глотать слюни от желания вновь раздеть его и уложить на матрас.
Его пальцы хватают замок молнии на моем комбинезоне, который я не удосужилась застегнуть, любуясь телом Адена. Он медленно тянет его вверх, пока смотрю на него не моргая.
— Готово, — говорит с легкой улыбкой и, отстранившись, протягивает мне руку, за которую я цепляюсь без малейших раздумий. — Надеюсь, мы не опоздали на завтрак.
Все те же мрачные выражения на лицах заключенных, и уверена, на моем тоже такое. Все боятся, но стараются не показывать это. Казалось бы, как можно бояться лишиться тюрьмы? Очень просто, никто не хочет приспосабливаться к чужим законам.
Аден держит меня за руку, пока ведет к столу, вокруг которого собрались все домовые. Они что-то бурно, но тихо обсуждают и, когда мы подходим замолкают лишь на несколько секунд, чтобы поприветствовать нас. Парень усаживает меня рядом с Сэйданом и уходит, чтобы принести нам завтрак.
— Они все готовы к тому, чтобы поднять бунт. Осталось лишь дождаться времени, — произносит Кэндал.
— Сегодня ночь я практически не спал. Не хочу показаться слабаком, но у меня ощущение, будто мы зря затеяли эту ерунду. Почему-то я уверен, что у нас ни черта не получится, — добавляет свое Драгон.
Я смотрю на него. Мне так хочется остаться с ним наедине хотя бы на полчаса, чтобы просто сказать, как он мне дорог и что я рада, что однажды нам удалось подружиться. Я смотрю на всех домовых и понимаю, как сильно буду скучать, если потеряю их. Моя нижняя губа снова предательски дрожит, однако на этот раз я удерживаю глупые слезы. Никто не знает наверняка, быть может, у нас все получится.
Молю всевышнего, чтобы он не оставлял меня без Адена, чтобы у нас все получилось, чтобы тюрьма простояла еще сотню лет, пока трещины домовых не покроют все тело и не лопнут, превратив их в песок. Они должны дожить до конца своей истории.
Аден ставит передо мной чашку с овсяной кашей и кусочком сыра, и садится рядом, одарив меня одной из своих милых улыбок. Впрочем, как только его взгляд переводится на домовых, как только он вливается в тему, расслабленность спадает, ее заменяет напряженность, чувствующаяся слишком сильно вокруг стола. Кажется, я даже чувствую ее запах, и от этого мне не по себе.
— Если ничего не получится, — начинает Гида, не смотря ни на кого, — мы должны смириться с этим. Я не хочу думать о плохом, честно, но стоит не забывать про картину, которая намного реальнее, чем все остальные в нашей голове. Мы прожили очень долгую жизнь. Несмотря на то, что крутилась она лишь вокруг это тюрьмы, это были потрясающие сто лет. Ничто не вечно, и рано или поздно нас бы не стало. Примите проигрыш достойно, ладно?