На кочке я подпрыгиваю и ударяюсь. Потирая затылок, опираюсь локтями на расставленные колени и думаю, как мне быть. Из колонии не выбраться, пока не отсидишь свой срок, который мне назначат по приезде на место — да, тут нет суда и прочего, — но мне нужно выжить внутри нее. Я не хочу стать жертвой в первый же день. Я хочу, чтобы меня боялись, потому что если тебя не будут бояться, ты будешь мышью, а заключенные — котами.
Еще одна кочка, но уже без удара, и я сжимаю кулаки. Со мной все будет в порядке. С раннего детства я не позволяла кому-либо обидеть меня, так что должно измениться сейчас? То, что заключенные жестокие, не значит, что у них нет слабого места.
Еще одна кочка, и мы останавливаемся. Смотря на дверцы с решетками, жду, когда их откроют. Здесь душно, моя футболка уже прилипла к спине.
И это наконец-то происходит. Выпускает меня та громадина, шепчущая мне на ухо. Я ловко выпрыгиваю и бегло смотрю по сторонам. Нигде не видно города, лишь пасмурное небо и пустыня впереди виднеются моим глазам. Глубоко вздохнув, кашляю, в горло как будто попала пыль.
— Уже начинаешь задыхаться? — с насмешкой говорит один из двух парней. Посмотрев на них с ненавистью, вытягиваю руки вперед. — Хорошая девочка, — и резко тянет меня за железо, из-за чего я падаю на колени, но тут же подскакиваю. Парни ничего не говорят, только смеются. Неужели веселее ничего не видели?
Меня ведут куда-то за грузовик, и, когда мы его проходим, моему взору открывается громадная колония. Как и стоило ожидать, выглядит она жутко, хуже чем заброшенные психбольницы. Наверное, внутри меня будут ждать узкая с торчащими пружинами кровать и стол со сломанной ножкой. Мне это совершенно неважно, лишь бы одна там была.
— Шевели ногами, — произносит тот, кто идет позади, и больно ударяет ладонью между лопаток. Я слушаюсь и иду быстрее, мне нельзя на них срываться, если не хочу остаться в этой колонии на всю оставшуюся жизнь.
Когда мы подходим к охранному посту, один из мужчин, сидящий в своей не менее жаркой, чем в грузовике, коробке, принимает документы о моем подвиге, а второй подходит ко мне и, бесцеремонно схватив, тащит внутрь колонии.
— Разве я не должна узнать о своем сроке? — спрашиваю я, плетясь за ним.
— Тебе скажут сегодня в девять часов вечера, — отвечает он.
— Почему не сразу?
Но на это он не отвечает, агрессивнее ведя меня вперед.
Оказавшись во дворе, который, кажется, огромнее, чем весь город, я натыкаюсь на пару взглядов парней, облаченных в форму, и мы держим зрительный контакт до тех пор, пока я не скрываюсь внутри здания. Конечно же, они смотрели на меня с лютой ненавистью. Это заключенные. Это нормально. Уверена, что через какое-то время, я тоже буду смотреть так на всех.
Нас встречает просторный и довольно светлый холл с неплохим ремонтом, да обстановкой. Я удивлена, потому что снаружи эта коробка выглядит до рвоты ужасно. В холле имеется несколько диванов, за которыми уже расположились юные преступники, и несколько столиков рядом.
Охранник не спешит вести меня дальше большой полукруглой лестницы. Остановившись, он приседает и, достав ключ, снимает с меня цепи, а потом и наручники. Я потираю запястья, мечтая также растереть ноги, и жду последующих указаний.
— Сейчас я покажу твою койку и несколько важных комнат. Мой тебе совет: Не высовывайся сегодня из комнаты. Именно в этот день и время маленькие ублюдки начинают развлекаться по-крупному. — Я смотрю на часы, висящие прямо за мужчиной. Ровно восемь вечера.
***