Я немного в шоке от его откровенности и пока точно могу сказать, что этот парень вызывает у меня симпатию. Многие ли могут довериться другому, особенно с учетом того, где мы находимся и того, что знакомы в общей сложности минут сорок? Я приняла каждое слово Драгона и буду хранить его рассказ глубоко в себе. Протянув руку, я кладу ее на колено парня, и он отворачивается от окна, смотря на меня. Своим жестом я хочу дать понять, что он может доверять мне, и в ответ парень просто слегка кивает, поджав губы и снова поворачивается к окну, а я в свою очередь убираю руку и откидываюсь на шершавую бетонную стену позади себя. Мы оба смотрит на поле, а луна медленно начинает скрываться. Вновь.
— Честно, не могу сказать, что мне есть за кого держаться на воле. Мои родители еще достаточно молоды, чтобы прокормить себя и младшего брата. У них железное сердце, так сказать, поэтому, находясь здесь, я не беспокоюсь, что они пойдут ко дну без меня, наоборот, это будет плюсом. При нашей жизни никому не нужен лишний рот, им будет легче прожить, зная, что теперь не надо кормить четверых, всего троих.
— Твои родители любят тебя? — спрашивает Драгон, и я чувствую его взгляд на себе.
На ум невольно приходит мамино письмо. После ее подарка невозможно сказать, что она меня не любит, даже если опустить последние слова, написанные ею. Я верю в любовь своей матери. Раньше, года два назад, меня изредка посещали сомнения, а в особенно жестокое отношение с их стороны, мысли о том, что я любима своими мамой и папой, вовсе исчезали из моей головы. В такие моменты я была уверена, что они меня ненавидят. Если бы у меня был шанс вернуться в любые дни из прошлого, я бы прошлась по тем, где отец избивал меня. Причина проста: это помогло бы мне стать еще тверже, закаленнее.
— Да, — в итоге отвечаю я. — Любят... и очень сильно.
Я слышу, как Драгон хмыкает, а после нас снова обволакивает тишина. Она стала такой родимой, приятной. После нескончаемого шума днем, ночь становится самым прекрасным, что может быть на свете. Я полюбила ночь, несмотря на все ужасы и тайны, которые она может в себе хранит. Ради таких моментов, как сейчас, бессонница становится подарком, а не мучением, и сейчас, сидя здесь, я делаю для себя пометку пить снотворное лишь в особых случаях. Сейчас я хочу еще побыть в ночи, не закрывая глаз.
Скидываю затекшие ноги и только собираюсь спрыгнуть, как вдруг Драгон говорит:
— Прости, — и неожиданно кладет голову на мои колени. Подоконник большой и широкий, поэтому никто из нас не свалится, но это сейчас не важно, важно то, что я впала в шок от его действия. — Я чуть-чуть посплю и отпущу тебя. Посиди вот так, пожалуйста, — сонным голосом просит он, и я сижу. Сижу до тех пор, пока мои глаза не закрываются, и я не впадаю в сон.
***
Кто-то бьет меня тряпкой, причем очень больно, и что-то говорит, причем очень грубое. Я чувствую тяжесть на своих коленях и, когда пытаюсь пошевелить ногами, слышу стон, доносящийся снизу, а потом короткое «ай» и шипение за ним. Сначала открывается мой правый глаз, а затем левый. Я быстро моргаю, чтобы убрать утреннюю мутность с них и восстановить фокус.
Сбоку от меня стоит полная женщина с бородавкой на щеке и грязной тряпкой в руке. Когда она замахивается, и тряпка вновь направляется к моей руке, я на лету хватаю ее и вырываю из потных жирных рук.
— В чем дело? — недовольным голосом интересуется Драгон, наконец-то освободив мои ноги от своей тяжести.
Женщины злобно зыркает на его и говорит:
— Быстро разошлись по своим корпусам и привели себя в порядок перед завтраком, пока я не вызвала охрану, маленькие негодники!
Я смотрю на парня, а он на меня. Услышав шаги заключенных, направляющихся в столовую, мы с ним соскакиваем и бросаемся к двери, тряпку я кидаю в руки проходящей мимо худой поварихе. Заключенные уже начинают просыпаться и идти на завтрак, а значит мне надо быстренько привести себя в порядок и успеть перекусить. Спазмы сжимаются от голода.
— Увидимся! — кричит Драгон на бегу, поворачивая в свою сторону.
Залетев в клетку, в первую очередь я достаю конверт из-под подушки и, открыв его, прикладываю письмо к носу. Оно все еще хранит запах духов. По телу проходит спокойствие, теперь я готова к сегодняшнему дню.
Туалет, к счастью, оказывается свободный, и, сделав свою нужду, я надеваю снятую ночью верхнюю часть комбинезона и привожу себя в порядок, прямо у раковины в душевой. Как бы мне хотелось сейчас постоять под прохладными струями, расслабиться под ними. Но нельзя. Игнорируя небольшой запах пота, который вскоре скрывается под закрытым комбинезоном и который у меня нет времени смыть простой водой, выхожу из душевой комнаты и слышу крики внизу. Что там происходит? Голосов много, я слышу даже возгласы охраны — их голос отличается от голоса заключенных, он грубый и выдает четкие указания.