У высокого старого берёзового пня Юра остановился и осмотрел пень со всех сторон. Пень оказался старый, трухлявый. С той стороны, где сильно выпирали корни и рос мох, нашлось круглое отверстие — вход в нору, заделанный кое-как травой. Юра осмотрелся. Слишком тихо, слишком затаённо шептались листья осин, чтобы не пугаться и не быть настороже. Ах ты, чёрт, если бы хоть кукушка или сорока подали свой голос. Ну до чего тихо. Кажется ему: из-за кустов на него глядят, из-под пней блестят чьи-то глаза, с берёзы за ним наблюдают. Но раздумывать некогда. Юра сунул непослушную руку в нору и сразу нащупал что-то холодное, скользкое, отдёрнул руку и удивился: никто не схватил за руку.
«Вот оно, начинается», — подумал он, отполз от пня и стал наблюдать, соображая: что там могло быть? Его мысли прыгали с одной догадки на другую и ни на чём не могли остановиться. Позвать ребят? Нет уж! А вдруг там ничего и нет? Ребята его на смех поднимут. Надо наблюдать, потому что стоит отойти, как всё может исчезнуть. Юра обычно не мог долго заниматься чем-то одним, а тут его словно приковали к пню. Он не мог глаз от него отвести, ожидая, что сейчас окажется свидетелем тайны. Ну кто же вылезет из норы? А может, там прячется тот, кого видел Николай? Вот расскажет Саньке и Артуру, они от зависти лопнут. Юра долго сидел под кустом, его пригрело и стало клонить ко сну, хотя он и воображал, как вот сейчас, ну буквально через минуту станет свидетелем ужасной тайны.
«А если там клад?» — озарило Юру, и он уже встал, представляя, как бросит на траву перед изумлёнными ребятами красивый золотой ларец, полный драгоценностей. От одной догадки у него мурашки по спине побежали. Юра вскочил, собираясь сейчас же откапывать ларец, оглядываясь в надежде найти лопату или твёрдый сук, как услышал шаги. По тропинке кто-то медленно шёл, неторопливо что-то говорил то ли себе, то ли кому ещё. Юра, присев, отступил в кусты и замер. Он хотел бежать, чтобы отвлечь идущего от пня, под которым наверняка спрятан клад, и уже собирался вскочить, как увидел между деревьями идущего. Это был незнакомый человек. Незнакомец шёл навеселе, нёс что-то белое в левой руке и мотал этим белым. Юра пригляделся. У незнакомца в руках был убитый гусь. Страшное подозрение осенило Юру: как бы этот мужик не утопил Цыбульку. Юра вскочил, чтобы сейчас, как можно быстрее бежать к котловану, но незнакомец услышал шум и оглянулся. Юра быстренько присел. Мужик остановился. Теперь можно его хорошо разглядеть: небольшого роста, худощавый, с крохотными бегающими глазками. «Люди с такими глазами действуют не задумываясь, бывают жестокими и злыми, а сила в них возникает как бы от их жестокости и злости, — вспомнил Юра прочитанное, — они напористы, вёртки и потому не всегда уверены в своей силе, действуют молниеносно и всегда жестоко». Что поразило Юру, у незнакомца не хватало одного уха. Вместо уха торчали два коротких отростка. Мужик постоял, прислушиваясь, огляделся и, никого не увидев, медленно зашагал по тропинке, осматриваясь, всё ещё опасаясь, что шум повторится. Так слушают звери.
Юра сразу, как только увидел чужака, решил выследить его, ждал, когда тот отойдёт на почтительное расстояние, чтобы направиться за ним. Вот мужик отошёл далеко, можно идти. Юра осторожно двинулся следом, забыв про клад, жалея только, что нет с ним ребят и не видит Соня, к ногам которой хотел бросить самый лучший, самый большой драгоценный камень из платиновой шкатулки.
Мужик неторопливо шёл по тропинке, видать, не спешил, лениво махал гусем, задевая им ветви, что-то бубнил себе под нос — беспечный, никуда не торопящийся человек.
Юра крался за ним, хоронясь за деревьями и кустами, от страха душа уходила в пятки, когда вдруг под ногами трещал валежник. Прошло с полчаса. Лес становился гуще, деревья, поросшие густым мхом, выше и толще.
Они зашли так далеко, что Юру стали одолевать сомнения: как далеко пойдёт мужик и сумеет ли он, Юра, выбраться из чащи? Ему стало казаться, что он никогда не выберется теперь отсюда, не найдёт дорогу обратно, а дома будут волноваться и искать его и найдут через месяц одни лишь кости, и он почувствовал такую жалость к бабушке, отцу, матери и Цыбульке, которые станут плакать и рыдать над его останками, что прослезился.
Мужик свернул в сторону, постоял с минуту, наблюдая за тропинкой, и пошёл. Юра затаился за кустом и потерял из виду мужика. Только вот видел мужика: тот стоял под берёзой, наблюдая за тропинкой, и исчез, словно сквозь землю провалился. Где он? Юра свернул в сторону, куда пошёл чужак, озираясь и с трудом ступая непослушными, подгибающимися в коленках ногами, прокрался к той берёзе, под которой стоял чужак. Нет. Не мог же он испариться? Юра даже забыл про осторожность. До боли в глазах всматривался в кусты, оглядывался, пока не споткнулся и не упал. Ему показалось, будто его толкнули. «Всё, — промелькнуло у Юры, — не узнать, зачем сюда приходил мужик».