— У, — ответил Юра.
— Вот тебе «у», — не сдержалась мать и шлёпнула его.
— Кольк, а чужак был в каком лесу? — спросил Юра. — Может, шпион? Давай-ка я прослежу за ним. Хочешь?
— Таких следаков, как ты, видел этот незнакомец не один миллион. Понял? — ответил Николай, собираясь на работу, и на полную громкость включил транзистор, который везде таскал с собой.
— Юрик, миленький, кушай, — сказала бабушка, подвигая ему тарелку со щами. — Твой дед любил щи. Вон какой здоровый был.
— Не хочу.
— Дак ты не ел?
— Мне б, бабушечка, пирожочек, самый маленький, а то щи да щи. У меня живот не казённый, всё щи да щи.
— Юрик, пирожки на ужин. Мама ругаться больно будет. Я всю жизнь щи да картошку ела и ничего, живая.
— Ой-ой! У меня живот болит.
Недовольная бабушка ушла к печи, где у неё в большой эмалированной кастрюле хранились пирожки с картошкой.
— На, супостат, ешь, — сказала она, делая вид, что сердится — простой расчёт, чтобы Цыбулька не попросил с Юрой за компанию. Но бабушкин манёвр «сильно рассердиться» не удался, так как сразу же откликнулся Цыбулька.
— А мне? — захныкал он, обижаясь на бабушку, так несправедливо обошедшуюся с ним. Пришлось и ему принести пирожок.
— Разве ж напасёшься пирожков-то на такую ораву? Лопайте, бесенята! Вот по пирожку — и всё. У меня с вами разговор короткий, вы меня знаете. Вас родители распустили, у меня не побалуетесь!
Цыбулька положил пирожок рядом с миской и, довольный, показал Юре язык. Юра откусил кусочек пирожка и посмотрел в окно. Как же ему жить дальше? Он уже давно понял одно: хорошо быть или самым старшим братом, или самым младшим, как Цыбулька, и нет ничего тяжелее ноши среднего брата. Все разошлись по своим делам, и один только он, Юра, должен мучаться, возясь с лошадиными катышками. Вот если бы превратиться, скажем, в муху. И лети себе, куда пожелаешь. Хочешь в грачатник, а хочешь на котлован, плавай там себе вдоволь.
— Цыбулька, ты не вздумай траву за меня дёргать, мне мама велела. Я себе домик из неё построю, вот какой, — показал руками Юра, какой он себе замечательный домик построит.
— А я буду помогать? — подумав, захныкал Цыбулька.
— Ишь чего захотел!
— Хочешь, Юрик, я тебе пирожок дам, я всё равно пирожки не люблю, — заканючил Цыбулька. — Хочешь?
— Нужен мне твой пирожок.
— Ну тогда увеличительное стекло. Хочешь?
Увеличительное стекло — это вовсе неплохо, им можно даже на тополе выжечь свои инициалы. Юра знал, что Цыбулька владеет этим бесценным сокровищем, но вот только не мог проследить, где его прятал младший, хитрый и коварный брат.
— Согласен, — нехотя будто согласился Юра.
— А играть в лапту возьмёшь? — Цыбулька заметил по Юриным глазам интерес к увеличительному стеклу и старался теперь продать своё богатство подороже.
— Возьму.
— А завтра на котлован возьмёшь? — Цыбулька изо всех сил таращил свои глазёнки на Юру, пытаясь понять, стоит ли отдавать увеличительное стекло за всё это. — Возьмёшь? Купаться хочу, возьмёшь, Юрик?
— Дорого стоит твоё стёклышко, Цыбулечка, поищи другого дурака.
Цыбулька встал из-за стола и побежал к кровати.
— Не гляди!
— Не гляжу. — Юра нагнул голову, наблюдая из-под мышки за братом. Тот отодвинул ножку кровати и из щели вытащил стекло. О таком тайнике Юра и не подозревал.
— Вот, — продохнул Цыбулька. — Только ловить чужака будем вместе.
— На кой лешего тебе стекло? — поинтересовалась бабушка, но Юра её не слушал, вышел во двор и, повернувшись к солнцу, навёл фокус себе на руку, а когда припекло, навёл Цыбульке, выжег дырочку на граблях, лопате, на ручке метлы, потом залез на сарай и попробовал, пекло ли там от стекла. Пекло не хуже, чем на земле.
Вот мимо по улице прошли на котлован Санька Фомичёв и Артур Молендор. Они подпрыгивали, махали руками, показывая, как будут здорово плавать.
— Айда с нами! — крикнул Санька.
— Иду, — ответил Юра, но в это время захныкал Цыбулька и на пороге появилась бабушка.
— Юрик, мамка чего наказала? А вы, фулиганы, идите!
Дело принимало совсем грустный оборот. Юра отыскал метлу, поплевал на руки и, почувствовав тоску, сел на кучу хвороста. Как назло, солнце припекало вовсю; на старом тополе воробьи, выкупавшись в пыли на дороге, устроили весёлую драку, словно поддразнивая Юру и своим криком как бы подчёркивая полную зависимость Юры от обстоятельств и свою поистине райскую жизнь, а в небе, распластав крылья, стремительно и плавно кружили коршуны — у них вольная жизнь; совсем невысоко над домами пронеслась ворона с цыплёнком в когтях, цыплёнок пищал, и во дворах, над которыми пролетала ворона, вскокотывали петухи, кудахтали куры, но никто не мог помочь бедному цыплёнку. У кого она украла цыплёнка? Юра тут же подумал, что и его жизнь сегодня похожа на жизнь цыплёнка. А вот две точки — одна большая, а другая поменьше — неслись прямо к их двору. Юра даже привстал с хвороста. Так и есть, впереди, что есть мочи, из последних сил нёсся воробей и отчаянно кричал, а его настигал кобчик. Воробей увёртывался, делал крутые виражи, но кобчик всё ближе, ближе… вот-вот должен схватить его. Воробей спикировал прямо на Юру, и кобчик за ним, воробей юркнул в сарай, и только тогда кобчик взмыл вверх и улетел. Кругом бурлила настоящая, полная истинного смысла жизнь — на котловане купались ребята, вон два сверхзвуковых самолёта, оставив след, уносились в сторону Омска; по пыльной дороге катил старое велосипедное колесо Медведев и замечательно изображал рёв автомобиля; из соседнего двора доносилась яростная музыка — крутили магнитофон, а Юру заставили заниматься никчёмной, жалкой работой, и Юра подумал о том, что хорошо быть кобчиком, гонять воробьёв, а ещё лучше — лётчиком, а ещё лучше космонавтом. Он вскочил и забегал по двору, изображая летящий самолёт, фыркал, жужжал, носясь вокруг Цыбульки, а через минуту гудел уже, как космическая ракета, выводящая на орбиту спутник.