Животные всегда будут для неё на первом месте. Всегда.
— Ос… останови это, — ломающимся голосом просит мама, словно бы от вас что-то зависит. — Убери! Убери, я сказала! Быстро убрала!
Просвистевший в воздухе нож вонзается рядом с матерью, прочертив на её щеке алую полосу. Мама судорожно ощупывает царапину и начинает тоненько скулить, бросая в вашу сторону затравленные взгляды. Наверное, ищет повод обвинить вас и, к своему изумлению, не находит.
Второй мать атакует вилка, отчаянно пытаясь впиться в костяшки её пальцев. Мама вскрикивает и трясёт пальцами, после чего дует на них, чтобы уменьшить боль. Только теперь вы замечаете, что все атаки взбесившейся кухонной утвари — чётко направленные.
Ни вилки, ни ножи, ни ложки, ни тем более топорик для рубки мяса, в глубокой задумчивости зависший над головой матери, не нападают на вас. Для них вас словно бы и не существует, и вся агрессия выплескивается исключительно на незаслуженно ударившую вас маму, стократно возвращая причинённую вам боль.
— Агнесса, — едва слышно шепчете вы, следя глазами за готовым обрушиться на темечко матери топориком. — Агнесса, всё в порядке. У нас так… постоянно. Нет, спасибо, что заступаешься, но не стоит, я справлюсь.
«Это неправильно», шепчет в ответ девичий голосок у самого вашего уха, и вы ощущаете лёгкое прикосновение к плечу. «Это неправильно. Ты не виновата, не виновата. Почему она раскричалась?»
— Она просто… просто… — вы честно пытаетесь отыскать оправдание материнским действиям, но понимаете, что ничем иным, кроме как «нервы» объяснить её поведение не получается. — Просто… семейные отношения.
«Это неправильно», повторяет Агнесса, несильно сдавливая ваше плечо. «Она несправедливая. Она гадкая. Она заслуживает наказания».
— Она — моя мама, — твёрдо произносите вы и, слыша тихий вздох понимаете, что расстроенное вашим решением привидение готов отступить. — Малость истеричная, несправедливая, невнимательная, но всё-таки мама…
И в то же самое мгновение утративший способность к левитации топорик обрушивается вниз, на материнскую голову.
Глава четырнадцатая. Туда
— Девятнадцать, двадцать, ничего страшного, бука, мы ещё не проиграли, двадцать один, двадцать два, — бодро считает чудик, пока вы честно отрабатываете норматив по прессу из положения лёжа. — Агнесса — просто ребёнок, двадцать три, двадцать четыре… неудивительно, что она обиделась, двадцать пять, двадцать шесть, всё! Итак, подводим итоги: ты — задохлик.
— А ты — глупец, — огрызаетесь в ответ вы, меняясь с одноклассником ролями и начиная вести отсчёт. — Один, два, три, четыре… врачи сказали, что ещё немного и мама могла запросто лишиться уха, пять, шесть, семь… разорвало его будь здоров, столько крови и боли… восемь, девять, десять, хорошо хоть зашить успели и вроде как ничего не воспалилось.
Вы с чудиком продолжаете переругиваться, выполняя зачёты. Обычно ваш приятель впечатлился бы мостиком из положения стоя, равно как и вы его мастерскому сальто во время «произвольной программы», но теперь вы стояли по разные стороны баррикад, как минимум, до большой перемены.
— Не злись, — выдыхает чудик, заваливаясь к вам на скамейку после честно отбеганной стометровки. — Мы обязательно решим эту загадку… сами или с помощью профессиональных охотников за привидениями.
— Угу, которые существуют только в кино и в твоём воспалённом воображении, — недовольно шипите вы, болезненно толкая его локтем в плечо. — Очнись, приятель. Мы живём в реальном мире с не менее реальными проблемами.
— Знаю, — также недовольно отвечает чудик, потирая плечо. — Только всё равно сложно представить, что нас оставили без подсказок. Давай-ка попробуем пробежаться по тому, что нам уже известно, а? Итак, есть девочка Агнесса, судя по твоим словам, десяти-двенадцати лет от роду. Она — капризная, нетерпеливая, непостоянная и, возможно, недолюбливающая взрослых.
Вам приходится ненадолго прерваться ради прыжков в длину с места и последовавшего за ним фиаско с отжиманием из положения лёжа. И если чудик отжался почти пятьдесят раз, то вы беспомощным кулём рухнули, не отжавшись и одного раза.
— Двойка, — бесцветным голосом объявила физручка, позволяя вам с облегчением откатиться в сторонку. — Следующий!
Одноклассник с явным сочувствием протягивает вам ладонь, за которую вы и ухватываетесь, не в силах подняться самостоятельно. Затем вы устало добредаете до скамеечки и, плюхнувшись на неё, пытаетесь отдышаться.
Впереди маячат подтягивания на перекладине, а значит стоит использовать каждую секунду с чувством, толком и расстановкой. Уж два-три раза из заявленных десяти-пятнадцати вы сумеете осилить и, хоть классный журнал и пополнится очередной двойкой, по крайней мере, будет не так стыдно, как с отжиманиями.
— Продолжаем копаться в чертогах разума, — объявляет неунывающий чудик и вы устало смотрите на него, не понимая, откуда только силы берутся. — Ещё у нас есть вещественное доказательство, оставленное самим призраком с датой переезда в дом на Г-нской: двадцатое января одна тысяча восемьсот семьдесят четвёртого года. Чуть больше года до исчезновения и смерти Агнессы.
— За тот год много чего могло приключиться, — ворчите вы, с наслаждением вытягивая ноги. — Она была рада переезду… поначалу, как и мы с мамой. А потом произошло что-то непонятное из-за чего… Точно! Мать Агнессы! Чудик, ты помнишь ту единственную заметку, что мне удалось сфотографировать?
— Ну? — ваш одноклассник удивлённо склоняет голову, не понимая, к чему это вы. — Там была какая-то ересь про ограбление, похищение и убийство, но о матери ни сло… А-а-а!
— Именно, — с нажимом произносите вы. — О матери Агнессы — ни слова. Это значит, что она пропала или умерла незадолго до происшедшего. И если мы узнаем о случившемся с матерью Агнессы, то сможем выстроить теорию и насчёт неё самой.
— Ага, но вся информация осталась в подвале городской библиотеки, которая так «удачно» сгорела, — кисло говорит чудик. — Все многочисленные архивы нашей городской газеты, вся доступная информация… можно сказать, мы разом лишились всех ниточек, ведущих к разгадке тайны Агнессы.
Ещё немного повздыхав, вы в добровольно-принудительном порядке отправляетесь сдавать норматив по подтягиванию на перекладине. Вы в который раз поражаетесь бодрости чудика, под восторженные охи-вздохи делающего тридцать подтягиваний и получающего заслуженную пятёрку.
Рядом с ним вы кажетесь не просто бледной поганкой, скорее, простейшим, вроде инфузории-туфельки, по недоразумению бултыхающейся рядом с ним в одном пространстве. Два-три подтягивания из положенных для девочек пятнадцати — и вы без сил опускаетесь на скамейку, глядя за тем как рука физручки выписывает очередного лебедя напротив вашей фамилии.
— Задохличка-а, задохличка-а, — напевает чудик, усаживаясь рядышком. — Чего ж ты такая слабая, а? Мало каши по утрам ешь или неравная борьба с призраком отнимает все силы?
— Второе, — помимо воли ваши губы растягиваются в улыбке. — Слушай, а нельзя снова как-нибудь связаться с Агнессой? Через тот же бумажный кружок или эту… забыла… а, Уиджа? Она бы дала нам новых подсказок, и мы бы продолжили расследование.
— Не думаю, что Агнесса сейчас в настроении с кем-то разговаривать, — медленно произносит чудик, потирая подбородок. — Когда ты видела её в последний раз она была уже полупрозрачной, помнишь? Выходит, потратила слишком много сил на шоу со снежной спаленкой и полтергейстную деятельность. Теперь будет какое-то время восстанавливаться.
Погрустнев, вы вспоминаете реакцию мамы, судорожно пытающейся отыскать рациональное объяснение всему происходящему и не менее старательно пытающейся приплести туда вас. Несмотря на «восстановление» Агнессы и эфемерное спокойствие, заключённое в этом слове, мама наверняка какое-то время будет ночевать в школе вместе с Фреди, а вы…