Не знаю, сколько бы я так молилась о прощении у детских трупов, если бы не услышала, как внизу, на первом этаже, что-то гулко рухнуло – как будто разбилась глиняная посуда. Резко подняв голову, кончиками пальцев по очереди коснувшись грязных детских пяточек, таким образом неосознанно попрощавшись с ними навсегда, я…
Я оказалась на лестнице. Это следующее воспоминание, которое я отчётливо помню об этой страшной ночи – без промежуточного состояния, в котором я приближалась к лестничной площадке, бралась за перила… Я просто как будто сразу уже была на середине лестницы, будто моё тело каким-то невообразимым образом телепортировалось от сестринских трупов сюда – зачем?..
Ещё до того, как я спустилась, я увидела разгромленное состояние лавки: половина стеллажей валялось на полу, вся посуда разбита вдребезги… Когда я увидела его ноги – ноги Берда, – я резко сползла вниз по перилам… Наверное, я потеряла бы сознание… Наверное, не смогла бы пойти дальше, чтобы увидеть полностью… Но… Всё не так… Было… Там услышала потом… Ах, я услышала стон матери!.. Я мгновенно сорвалась с лестницы, споткнулась, завернула за левый угол и… Увидела… Тело Берда, по подобию тел сестёр, лежало на животе и было насквозь испещрено пулевыми ранениями… Из него вытекло много крови… Намного больше, чем из тел Октавии и Эсфиры… Вся бордовая-бордовая… А рядом. Мать, сидящая оперевшись спиной о стену. Держит… Нож… Торчащий из её живота… И дышит…
Я бросилась к ней, больно упала на колени рядом… Что-то там… Что-то там крикнула, что-то… Дрожала всем телом… Руки страшно-страшно тряслись… Слёзы катились… Всё тело вздрагивало одновременно… Она… Она открыла… Она открыла глаза, и я запищала:
– Мама!.. Мама… – её ранение было ужасным!.. Нож прямо в животе!.. Весь подол её самого любимого, совсем застиранного платья уже залит её кровью!.. Такие раны в Кантоне-J фатальны! Ни один доктор… Никто… Никак…
– Дементра…
– Это всё я виновата, мам! – я впервые в жизни рыдала навзрыд! – Если бы я по ночам спала в своей постели… Если бы я не занималась контрабандой, они бы не сделали этого с вами, мам! Мамочка, что мне делать?! Мамуль… – я закрыла рот согнутым предплечьем, второй рукой касаясь основания лезвия, торчащего из моей мамы.
– Послушай… Внимательно, доченька… Моя… Это не из-за контрабанды… Ты не виновата…
– Мам…
– Слушай же… Знал только Берд… Я скрывала это ото всех и от тебя… Потому что это было неважно… Твой отец не знал, что у него есть дочь… Когда узнал… Вот что… Совершил… Слушай… Он попытается тебя уничтожить… Чтобы сохранить свою должность… Обвинит тебя в связи с контрабандистами и казнит, или обойдётся и без этого, убьет, как нас…
– Мам, ты всё ещё жива, ты не умираешь, нет, не умираешь!
Она совсем меня не слушала – смотрела сквозь меня затуманенным взглядом и продолжала говорить своё:
– Но дело совсем не в этом, а в том, что ты его дочь…
– Чья я дочь, мам?
– Талбот Моран…
– Нет! – я резко отстранилась. – Нет-нет-нет, мам!.. Мамочка, ты бредишь… Ты бредишь…
– Мне был двадцать один год, когда он изнасиловал меня… Я была красива… Я была… Я забеременела… Так у меня появился ребёнок… Появилась ты… Для меня было совсем не важно, кто твой отец… Я полюбила тебя ещё до того, как ты появилась на свет, я всю жизнь любила тебя, девочка, ты знаешь, ты помни… А Берда я не любила. Я сошлась с ним только ради дочери, которую мне было нечем кормить… Когда я поняла, что вы поладили, что ты подружилась с Бердом… Я родила от него ещё двух детей, чтобы наверняка привязать его… Чтобы у тебя всегда был дом, чтобы ты всегда была сыта… Чтобы у тебя был отец, если вдруг меня не станет, чтобы у тебя было всё то, что я не могла тебе дать, оставаясь одна… Я так сильно любила свою доченьку Деми!
– Мамочка, не говори обо мне в третьем лице, ты пугаешь меня! – я схватила её за руку, которая сразу же отдала мне такой холод, что я снова навзрыд заплакала, заливая слезами и свою, и её руку.
– Берд всегда был мне другом, который любил меня… Не понимаю, что он нашёл во мне… Не понимаю, почему я не нашла в нём ничего для любви, ведь нашла так много для уважения и для дружбы… Любовь – странная штука, Деми, я её так и не поняла… А сейчас… Смотрю на него… – она вдруг потянулась свободной рукой к луже крови, вытекшей из изрешечённого тела Берда и уже достигшей её левого бедра. – И понимаю, что сейчас… В последние секунды… Люблю.