Я никогда не видела войну так близко, и, вероятно, никогда не увижу. В отличие от Меррика.
То, что я проводила с ним каждый день, помогало мне немного больше понять его. Его срывы были оправданы, но чувство, что он хотел так легко сдаться, заставляло мня нервничать. Достучаться до него представлялось все менее и менее вероятным, до того дня в ванной.
Как только он начал доверять мне, каждый день с ним был как выход к солнцу. Было тепло и ярко, и я с нетерпением ждала часов, которые я проводила, наблюдая, как он привыкает к своим недостаткам. Я с нетерпением ждала, чтобы смотреть, как он укрощает своих демонов.
И в те дни, когда я не была с ним, как сегодня, я проводила, стирая, читая новую книгу и желая лишь быть рядом с ним.
Нет. На работе. Желая быть на работе... с ним... Боже, я не могла даже себя саму обмануть.
Я покачала головой и захлопнула дверь сушилки.
— Слушай. Осторожнее с моими приборами, — крикнула мама из кухни. — Они должны еще пожить, или я не смогу потом уговорить твоего отца купить мне новые.
— Прости, мам, — я забросила корзину для белья в свою комнату и нашла ее, сидящей в кухне за послеобеденным кофе. — Разве ты не должна быть в библиотеке?
Она покачала головой, делая глоток, и подняла брови.
— Я пришла домой на обед. Хотела убедиться, что тебе было не очень скучно.
Я слабо улыбнулась. Оставаться занятой было легко с Мерриком, но она была права. Мне было безумно скучно, и это было плохо для всех.
— Я в порядке, мам, — я открыла холодильник и встала перед ним, просто пялясь на содержимое. От этой привычки явно было трудно отказаться. Я даже не была голодна.
— Сегодня суббота, Грэйс. Разве ты не должна быть вне дома? Я знаю, что Кира ждет, чтобы ты ей позвонила. Она скучает по тебе.
Я вздохнула и оперлась о стойку, посмотрев на свои ноги. За последний год я бы хотела не быть таким ужасным другом. Как только я потеряла ребенка, все желание разговаривать с кем-либо просто исчезло. Я не могла вынести соболезнований, высказываемых в мой адрес, и я не хотела тянуть своих друзей за собой вниз.
Это был не повод прекращать дружбу с Кирой. Мы были как сестры со средней школы, когда она была единственной девочкой на биологии, которая разговаривала со мной. Она тоже была там другой единственной девочкой, которая на самом деле понимала, что происходит в классе. Мы обе хорошо учились, и ни одна из нас не стремилась к популярности. Плюс, я знала, что Кира была единственной девочкой, которая тайно была влюблена в Меррика, так же, как и я.
Мы проводили много вечеров, «занимаясь» в моей комнате, когда на самом деле мы просто ждали, когда Меррик придет домой с вечеринки или с тренировки. Бедный парень понятия не имел, что по соседству находилась пара чересчур любопытных девчонок.
— Как я вообще заговорила бы с ней, мама? Прошел почти год, а я столько раз ее игнорировала, — с сожалением заявила я. Я была разочарована тем, как я вела себя. Я потеряла лучшую подругу из-за этого. Знала, что она только хотела быть там ради меня, но я просто не могла...
Это было уже слишком.
— Просто сделай это, Грэйс, — мягко сказала мама. — Пойди навестить ее и расскажи ей, как тебе жаль, что ты не была рядом с ней, и как трудно тебе было смириться с тем, что произошло. Скажи ей, что ты любишь ее. Кира тебя простит, дорогая. Она просто ждет, что ты сделаешь первый шаг.
Мама была права. Мне нужно было собраться и взять на себя ответственность.
— Она работает в офисе твоего отца. Начала всего несколько месяцев назад. Она больше не могла выносить работу в больнице, и она хорошо знает административное дело, поэтому твой отец сразу же ее нанял.
— Спасибо, мама.
Мама наклонилась вперед и накрыла своей ладонью мою щеку.
— Ты через многое прошла, дорогая, но это не означает, что твоя жизнь кончена.
Я кивнула и улыбнулась ей.
— То же самое я вчера сказала Меррику.
— Значит, — улыбнулась она гордо, — это хороший совет.
Она сделала еще один глоток кофе и моргнула несколько раз: признак того, что она собирается задать вопрос, который, возможно, мне не понравится.
— Тебе там нравится? Он милый?
Я закатила глаза и засмеялась.
— Да, он лает, но не кусает. Он просто расстроен, и никто даже не попытался понять, что ему приходится переживать. Даже я. Злиться для него нормально.
— Да, и, вероятно, он и дальше будет злиться. Как только он привыкнет, станет лучше.
— Ты слишком хороша для него.
— Что?
— Как сиделка, ты слишком для него хороша, но также ему нужен друг. Просто... будь осторожна, — сказала она, беспокойно нахмурившись. — Не хочу, чтобы тебе снова было больно.
— Мам, он мой пациент. И поверь мне, не думаю, что он захотел бы сделать со мной что-нибудь и выйти на другой уровень отношений.
Она проворчала что-то шепотом об отражении в зеркале, затем стояла, пока собирала свою сумочку.
— Может быть, этот парень и слепой, но это не означает, что он тебя не видит.
— Это не имеет смысла.
Она закатила глаза и ополоснула пустую чашку из-под кофе в раковине.
— Я думала, что твой отец был слепым как крот, когда я впервые встретила его. Ну, технически, так оно и было, — сказала она, смеясь. У него были такие очки с очень толстыми стеклами. Я знала, в своем подсознании, что он видел через эти штуки, что хотел. Но этот мужчина не сводил с меня глаз, когда я была в комнате, — она вздохнула, и у нее был такой отсутствующий взгляд, будто она вспомнила тот самый момент, когда она была влюблена в моего отца. — Он не видел ничего, черт возьми, без тех ужасных очков. Вот как он знал, что я была та самая.
Я нахмурилась.
— Я не понимаю.
Она улыбнулась и взяла меня за плечи.
— Он сказал мне: «Элэйна, я знаю, что ты та самая, потому что когда я тебя не вижу, я все равно тебя чувствую. Я все равно тебя люблю больше, чем любил вчера, и совсем не так сильно как буду любить завтра». И, знаешь что, Грэйс?
— Что? — прошептала я.
— Я, наконец, поверила ему.
Она пристально посмотрела мне в глаза, будто ждала чего-то. Чего-то, что заставило бы меня понять.
— Он влюбился в вещи, которые были невидимы. Мне пришлось научиться это принимать, иногда дело совсем не в красоте. Дело в чьем-то сердце. У тебя самое большое сердце, Грэйс. Тот парень вон там, в доме по соседству, чувствует это.
— Откуда ты знаешь? — спросила я скептически.
— Потому что он не ждал бы у окна каждую ночь, когда ты начнешь петь.
У меня челюсть отвисла от удивления.
— Это... как...
— Мамы все знают, — сказала она, пожимая плечами, как будто я уже должна была знать об этом к настоящему моменту. Она обняла меня и крепко прижала к себе. — Я люблю тебя, Грэйс. Ты красивая, внутри и снаружи. Просто будь умной. Может быть, тот парень и выглядит сильным, но он очень хрупкий.
Я вздохнула.
— Звучит так, будто ты больше беспокоишься о том, что я причиню ему боль.
Она снова пожала плечами.
— Иди, навести Киру. Папа оставил тебе сегодня «Хонд». Вечером я принесу домой немного суши.
— ДА! — крикнула я, взмахнув кулаком.
Мама засмеялась, выходя из комнаты, а я осталась в кухне, рассуждая, пойти ли навестить Киру сейчас или пригласить ее позже на суши. Если бы я пошла сейчас, то подумала бы над мамиными словами и над мыслью о том, что Меррик когда-либо что-либо чувствовал ко мне, что не укладывалось в рамки отношений «пациент-сиделка».
Но потом, суши всегда все исправляли.
Мой телефон зазвонил, прежде чем я успела решить, на экране высветилось имя Эммы.
— Привет?
— Грэйс, привет, дорогая, как ты сегодня?
— Хорошо, Эмма. А ты как?
— О, я хорошо. Просто пытаюсь решить, мне придушить Меррика сейчас или позволить сделать это тебе в понедельник.
Я тихо засмеялась в телефон и пошла в свою комнату, чтобы закончить складывать белье.
— У него плохой день?
— Боже, да. Если слово «плохой» здесь подходящее. Он заперся в своей комнате и велел мне уходить. Я только пыталась помочь ему со шрифтом Брайля, а он расстроился.