***
Звук громкого голоса капитана Боумана вызвал у меня приступ головокружения. То, что я глубоко дышал, с тех пор как его машина въехала на подъездную дорожку, совсем не помогало. Я надеялся, что смогу воспользоваться моментом и прийти в себя, как только буду готов, но даже при помощи другой руки, ощущая гораздо меньше боли, мне понадобилась бы вечность, чтобы закончить одеваться.
Не помогало и то, что я перестал прислушиваться к Грэйс каждые несколько секунд.
Я уронил голову на руки, запустив пальцы в волосы в сотый раз. Я никогда не замечал, насколько мягкими были волосы на ощупь, никогда даже не думал об этом, пока не потерял способность видеть. Даже моя больная рука могла чувствовать их текстуру и длину.
Грэйс была права, мне нужно было подстричь их в ближайшее время.
Я насторожился, когда услышал шаги с правой стороны, где была комната Грэйс. Вдруг головокружение прошло, и вся кровь отхлынула от головы. Я до сих пор мог чувствовать ее дыхание на моих губах и знал, что если бы я мог вернуть тот момент в ванной, я делал бы то же самое снова и снова. Только я бы не колебался.
— Ты выглядишь очень красивым, Меррик.
Воздух из моих легких вышел с облегчением, и глаза закрылись. По крайней мере, она со мной разговаривала. По крайней мере, она все еще держала окно открытым. Я не знал, что делал бы, если бы вместо лета была зима.
— Спасибо, Грэйс.
— Ты не собираешься отказываться, так ведь? Потому что я не думаю, что это сильно впечатлит твоего командира.
Я тихо засмеялся и снова взъерошил волосы. Когда я открыл глаза, смех прекратился. Спустя столько времени я все еще ожидал увидеть что-нибудь, когда я их открою. Разочарование всегда было таким сильным.
— Ты заглянешь? — спросил я, облизнув сухие губы и молясь Господу, чтобы она сказала «да».
— На ужин? С парнем, от одной мысли о котором ты выглядишь так, будто готов убежать на сломанной ноге? Ммм, надо подумать.
Я услышал в ее голосе улыбку, и было бы здорово пошутить по этому поводу. Грэйс была экспертом по сарказму, но она никогда не была грубой.
— Он не кусается, честное слово.
От ее смеха у меня по спине побежала дрожь.
— Уверена, что нет, но я все еще не понимаю, зачем я тебе там? Ты сильный парень. Ты справишься с этим, Меррик.
Если бы она только знала. Я больше не был сильным. На самом деле, большую часть времени я чувствовал себя беспомощным ребенком. Я чувствовал страх каждое утро, когда просыпался, и каждый вечер, когда засыпал. Но с ней я чувствовал себя самим собой. Чувствовал, что мог продолжать жить своей жизнью и с нетерпением ждать будущего. Затем она каждый вечер уходила домой, и напоминание, что, вероятнее всего, ее не будет в том будущем, преследовало меня.
— Неважно, у меня на сегодняшний вечер планы, — добавила она, и у меня все внутри сжалось.
— О, какие планы? — я покачал головой. Мне не следовало спрашивать, но я ничего не мог с собой поделать. Если у нее и есть парень, это не моего ума дело.
«Не. Моего. Ума. Дело».
— Я не должна никому рассказывать, но если ты умеешь хранить секреты...
— А кому я об этом расскажу?
Она не засмеялась, хотя я сказал это в шутку.
В коридоре послышались шаги, и я знал, что пора было увидеть Боумана. Я не переживу этот вечер, если буду представлять себе Грэйс на свидании с каким-нибудь придурком, который ее не заслуживал.
— Сейчас или никогда, Грэйс, — хмуро заявил я.
— Джош собирается сделать Кире предложение. Сегодня вечером я помогу ему купить кольцо.
Облегчение было безмерным.
Это было как первый шаг по американской земле после месяцев среди пыли и камней. Сделать первый шаг из самолета в «Даллас-Форт-Ворт», чтобы навестить дом. Испытать это маленькое чувство спокойствия, осознания, что я в безопасности. Что мои друзья тоже в безопасности. Беспокойство всегда присутствовало, но все-таки было что-то в знании, чувстве спокойствия в воздухе, даже с толпой, окружающей меня. Эта толпа все время радушно принимала солдат домой, устраивая такой масштабный прием, какой едва-едва можно было охватить взглядом. Почти как парад, с выстроившимися рядами улыбающихся лиц.
Я никогда не забуду это чувство. Эту безмятежность.
— Хорошо.
Это все, что я мог сказать. Грэйс молчала, и звук открывающейся двери пронесся по комнате.
— Капитан Боуман здесь, сынок, — отец нервничал за нас обоих. Он слышал разные истории, и если Боуман все еще выглядел как раньше, я мог с уверенностью гарантировать, что отец был напуган.
— Удачи, Меррик, — тихо сказала Грэйс.
Я хотел, чтобы она была со мной, чтобы как-то спустить меня с небес на землю и напомнить мне о необходимости быть вежливым, но она не сможет держать меня за руку, пока всё это будет происходить.
— Это ты, Грэйс? — спросил отец, шагнув впереди меня.
— Здравствуйте, мистер Тэтчер.
— Только посмотрите. Я не видел тебя с тех пор, как ты была дома, но Эмма сказала мне, что ты совсем взрослая. Маленькая Грэйс Сэмюэлсон, ты красивая женщина, моя дорогая.
— Спасибо, мистер Тэтчер.
— Зови меня Нэйтан. Спасибо за то, что помогла моему мальчику, он кажется гораздо счастливее с тех пор, как ты стала им командовать.
— Рада это слышать, — ответила Грэйс с тихим смехом. Ее застенчивость о многом говорила, хотя я и не мог ее видеть.
Я улыбнулся, представляя смущение Грэйс. Покрылись ли румянцем ее шея и руки? Смог ли бы я почувствовать ее жар, если бы она стояла рядом со мной?
— Скоро увидимся, Грэйс, — сказал отец.
— Доброй ночи. И Меррик?
— Да?
— У тебя все получится.
Я вздохнул. Исчезнет ли когда-нибудь надежда увидеть ее лицо? Я чувствовал поддержку в ее словах, но увидеть ее было бы совершенно другим делом.
Я выкатил коляску из комнаты, пока папа шел за мной. Из кухни доносился громкий голос капитана. Я направлял себя рукой по стене и здоровой ногой по полу. Ровно держать коляску становилось все легче и легче. Очередь костылей скоро придет, как только я, наконец, покончу с этой чертовой штукой, я это знал.
— Пап, не мог бы ты придержать коляску, когда мы доедем до кухни? — спросил я, зная, что ему до смерти хотелось как-то мне помочь.
— Конечно, сынок. Но зачем?
Я не ответил, потому что не хотел, чтобы он пытался отговорить меня от этого.
— Вот и он, — сказала мама.
— Меррик, ты выглядишь прекрасно, парень. Если бы я не знал наверняка, я бы сказал, что ты придумал все эти свои травмы, — сказал Боуман.
Я улыбался, потому что ничего другого не ожидал от этого человека. У большинства парней не было подобных отношений со своим командиром, который позволял им подшучивать друг над другом. Большую часть времени единственное, о чем вы говорили, были приказы, вызывающие уважение.
— Сэр, не придумал, просто немного приукрасил.
От его громкого смеха задребезжала коляска.
— Похоже на то. Рад видеть тебя, Тэтчер.
Я оперся обеими руками о подлокотники коляски и при помощи здоровой ноги поднялся из кресла. Папа был рядом, придерживая коляску, чтобы она не укатилась назад от меня. Как только я встал, моя левая нога оцепенела и начала пульсировать, когда ступня коснулась пола, я отдал честь своему командиру. Я не увидел его ответное приветствие, но я знал, что он ответил.
Респект.
Если бы я потерял все остальное, по крайней мере, я бы попытался вернуться с этим немногим.
— Меррик, — судорожный вздох моей матери быстро стих, и я почувствовал движение отца позади меня. Должно быть, он остановил ее жестом «не сейчас». Нужно будет поблагодарить его за это позже.
— Мне бы хотелось пожать тебе руку, сынок, — сказал Боуман откуда-то справа, и я поднял и протянул ему свою правую руку. Ощущение его теплой руки в моей было удивительным и шокирующим. Когда в последний раз я вот так пожимал кому-нибудь руку? Прикасался к кому-нибудь?