— Ты справишься с этим лучше, чем кто-либо другой смог бы справиться с этим, Тэтчер. Я знаю это. Я чувствую это. Я вижу это в тебе, и ты тоже. Не сдавайся.
Решительные слова командира тронули до глубины души. Я знал это. Мне просто нужно было напоминание время от времени.
— Давайте поедим, ладно? — сказал папа, его голос необычно хриплый. Боже, я надеялся, что он не начнет волноваться. Вся моя подготовленность к вечеру пойдет прахом.
Я на ощупь нашел путь назад к коляске и почувствовал у себя на плече руку отца, крепко сжимающуюся в поддержке.
Может быть, я и не мог видеть этого, но я мог это почувствовать.
Надежда.
У меня была надежда.
И, черт возьми, если единственное, о чем я мог думать, было то, что жаль, что Грэйс здесь не было, чтобы ощутить, что она рядом со мной.
Глава 9
Грэйс
Меррик казался другим после ужина со своим командиром. Я надеялась, что он задержится в этом состоянии, и до сих пор так и было. Прошло две недели, и его прогресс был безумно быстрый. Сила, которая все еще сохранялась у него в одних мускулах, помогала сопротивляться слабости в других. Его терапия проходила гладко, и половину времени, на самом деле, мне даже не нужно было находиться там.
Его рука функционировала необыкновенно хорошо. Как только у него, наконец, стало снова достаточно силы в хватке, он перешел на костыли с легкой грузоподъемностью. Некоторая раздражительность вернулась на день или два, но он все еще казался веселее, чем был вначале.
— Черт!
Ну, большую часть времени.
— Как, черт возьми, я должен использовать их, если они натирают мне подмышки?
Я сдержала смех, потому что я уже обсудила с ним этот вопрос. Он поклялся, что сможет использовать их без «дурацких кухонных полотенец», обернутых вокруг верхушек. Он начинал понимать, что он был неправ. Особенно когда они ему понадобились на время.
— Тебе нужна помощь? — крикнула я из кухни.
Он принял душ и оделся сам, как он это делал уже несколько недель. Каждый раз, когда он заканчивал, я могла слышать глубокий вздох облегчения, доносящийся из его спальни. Это занимало много времени, но он мог делать это. Сегодня этого вздоха не было слышно. Пока.
— Нет, я в порядке. Я просто... а, черт!
Звук его болезненного сердитого шепота заставил меня пойти. Я кинулась в его комнату, и только обнаружила, что он не одет, за исключением боксеров, и он стоял перед кроватью с одним костылем, и выглядел как Бог. Вначале я видела его почти обнаженным несколько раз, но все это было так беспристрастно, что я никогда по-настоящему не замечала, насколько на самом деле этот человек был изранен.
Этими мышцы брюшного пресса серьезно можно было стекло резать, а его грудь была точёной и твердой. Восхитительно. Шрамы абсолютно никак не отвлекали от его красоты. Они были заметными и многочисленными, но «были» — это только значило, что они действительно присутствовали.
— Ты еще здесь? — спросил он, его глаза уставились прямо вперед на стену около меня.
Я прочистила горло, переминаясь с ноги на ногу. Как долго я смотрела, уставившись?
— Да, ты в порядке?
Его губы сложились в ухмылку:
— Почему ты так спокойна? Я не был уверен, ушла ли ты, когда ты увидела меня голым.
— Ты не г-голый.
— Разве?
— Нет? — «Почему сказала это вопросительно?»
— Ты уверена? — улыбнулся он. Зубы у него были такими ровными, и они добавили так много к уже сводящей с ума улыбке, которую он послал в мою сторону.
Я взглянула еще раз, медленно скользнув взглядом вниз по его телу. Просто чтобы удостовериться.
— Да.
— Так, почему ты пялилась на меня? Я знаю, что это не из-за шрамов. Ты сказала мне, что они тебя не беспокоят. Ты лгала? — он казался изумленным, но вопрос явно был серьезным.
— Нет, я не лгала. Они меня не беспокоят.
— Тогда что?
— Что что?
Он вздохнул и покачал головой.
— Почему ты на меня пялилась?
— Я не пялилась.
Он засмеялся.
Этот человек на самом деле смеялся. И это был не тихий смех, которым он удостаивал всех нас время от времени. Нет, это был настоящий хохот, когда хватаются за животы. Его звук пронзил мне грудь, несколько раз прокружился в водовороте, затем сменил направление и устремился вниз.
Боже, это был сексуальный смех. Глубокий и грубый. Достаточно развязный, чтобы у меня задрожали колени.
Ему нужно было больше смеяться. Ради жизней всех свободных женщин в мире, ему нужно было смеяться, просто чтобы их сердца не переставали биться.
— Грэйс. Ты меня проверяла?
Я несколько раз моргнула, прежде чем я поняла, о чем он только что меня спросил.
— Что? Нет! То есть, да. То есть... черт возьми, Меррик.
Он продолжал смеяться. Я просто стояла там, скрестив руки на груди и восхищаясь этим невероятным зрелищем. Может быть, он и не мог увидеть раздражение в моей позе, но я должна была как-то это показать.
И это раздражало. Не возбуждало.
Нет. Возбуждало.
— Ты закончил? — огрызнулась я.
Он пожал своими массивными плечами и перестал смеяться, оставив лишь улыбку на своем красивом, все еще чисто выбритом лице. На лице, которое он несколько раз пытался брить сам, пока ему не пришлось просить меня снова о помощи. Я знала, что он думал о том почти поцелуе, что чуть не случился две недели назад. Я не переставала о нем думать.
Попробует ли он еще раз?
«Боже, надеюсь, что да». Если бы Эмма не вошла тогда, я бы накинулась на этого человека. Прямо как сейчас. Если бы нас ничто так быстро не прерывало, я бы взобралась на него как на дерево. Его редкая глупость только дополняла мое непреодолимое влечение к нему.
— Теперь что, черт возьми, произошло, что мне послышалось, будто ты себе навредил. Ты выглядишь совершенно нормально, по-моему.
О, черт. Эта улыбка стала только шире.
— Правда?
Я наступила себе на ногу, пытаясь не улыбнуться.
— Меррик.
— Ладно, ладно. Прости, просто мило знать, что ты находишь меня привлекательным.
Он пытался поймать меня на крючок. Я знала это, но не могла перестать зацикливаться на нем.
— Конечно, нахожу. Я всегда считала тебя привлекательным.
В этот раз его улыбка сопровождалась самым глубоким — и самым мужественным — оттенком розового на его щеках. Боже, этот мужчина был красивым. От шрама, пересекающего левую сторону его лица, сложно было отвести взгляд. Клянусь, я могла пялиться на него весь день и не устать.
— От этих чертовых костылей больно, — сказал Меррик, подняв руку.
У меня глаза расширились при виде ободранной красной кожи на тыльной стороне рук.
— О Боже, Меррик, почему ты мне не сказал?
Он покачал головой и закатил глаза. Конечно, он не сказал бы мне. Он мастерски умел держать все в себе.
Я подошла ближе, чтобы получше рассмотреть. Раздраженная кожа выглядела болезненной, некоторые шрамы от предыдущих ожогов в том же месте покраснели. Я могла только представить, как сильно они на самом деле болели.
— Было бы не так плохо, если бы я мог передвигаться из душа в комнату без этих чертовых штук. Я хожу с ними неправильно?
Я покачала головой и подняла его руку, тщетно стараясь не обращать внимания на эти его плотные мускулы под моими пальцами.
— У тебя отлично получается с ними ходить. Это случается чаще, чем ты думаешь, но нормальные люди говорят кому-нибудь, прежде чем дойдет до такого.
— Да, ну, ты же знаешь лучше, чем кто-либо, что я не нормальный, — сказал он тихим тоном.
Я посмотрела ему в лицо и увидела, что его взгляд был направлен на меня, как будто он действительно смотрел на меня. От его отсутствующего и пустого взгляда мне захотелось зарычать от разочарования. Это был первый раз, когда всеми фибрами моего существования мне хотелось, чтобы он мог видеть. Впервые мне хотелось, чтобы прошлое не настигло кого-нибудь еще.