Если я скажу что-нибудь из этого, маму это огорчит, либо она возьмет мою жизнь в свои собственные руки и станет сильнее давить.
Я мог бы сказать ей, что единственное, что не давало мне помнить все это дерьмо, это то, что я хотел Грэйс. Что она достучалась до меня так, как никто другой не смог.
— Я чувствую себя хорошо, мам. Немного устал, но я в порядке.
Я устроился на диванных подушках и поставил костыли в стороне, ожидая дальнейшего давления с ее стороны. Она удивила меня, лишь вздохнув и похлопав меня по плечу.
— Ужин будет готов через минуту.
— Спасибо, мама.
Она поцеловала меня в щеку и встала с подушки, которая лежала рядом со мной. Я закрыл глаза и откинулся назад, положив голову на спинку дивана. Это был тот же диван, который был в гостиной нашего старого дома. Он был таким же на ощупь и пах так же, но я не мог разобраться, как он на самом деле выглядел.
Несколько секунд спустя кто-то еще плюхнулся на диван, от чего я подпрыгнул на подушке на целый дюйм.
— Похоже, ты почти вернулся в норму. Сколько уже на костылях?
Мика.
— Без понятия. На самом деле, мне плевать. Я просто проживаю с этим день за днем.
— Ммхмм, не сомневаюсь.
Я не мог не клюнуть на приманку.
— Что, черт возьми, это должно означать?
Он колебался. Я почти мог слышать, как вращаются колесики в его голове, выбирая, что сказать, что вывело бы меня из себя, но не привел бы меня в ярость.
— Уже приударил за Грэйс?
Было бы на самом деле здорово ударить его по затылку прямо сейчас.
— Не хочу этого слышать, Мика.
— Почему нет?
— Потому что.
— Потому что почему?
— Прекрати, — потребовал я. — Мы больше не дети, парень. Я не собираюсь спорить с тобой.
Еще одна пауза, когда единственным звуком были голоса, доносившиеся из кухни.
— Наверно, ты на самом деле живешь с этим день за днем. Приятно видеть, что ты больше не так переполнен яростью, — он переместил свой вес так, что был теперь рядом со мной. Он прочистил горло и хлопнул меня по плечу. — Митч тоже ненавидит костыли, если тебе будет легче.
— Не легче.
— Ты ходишь на них лучше, чем он. Бедный парень постоянно теряет один костыль и все равно никому не позволит ему помочь. Как ты понял это сам со своей твердолобостью?
— Грэйс помогла. Она подогнала их так, что я легко могу передвигаться.
— Это правда?
Я запрокинул голову назад и закрыл глаза. Он не собирался сдаваться.
— Ты хочешь ее, так? — спросил он как-то чересчур спокойно.
— Неважно.
— Ничего плохого в этом нет, Меррик. Ты можешь кого-то хотеть. Ты даже можешь двигаться вперед и иметь кого-то. Остепениться с семьей, найти работу, занимаясь тем, чем хочешь. Черт, ты даже мог бы заняться вязанием всего, что нам нужно. Но это возможно.
Воздух больше не проходил свободно, в носу жгло от тяжелого дыхания, которое я втягивал и выталкивал. Если бы я открыл рот, я бы сказал что-нибудь по-настоящему глупое.
— Ты с ней разговаривал?
— С чего ты взял, что это тебя касается? — огрызнулся я. — С чего ты взял, что это то, чего я хочу?
Рука Мики опустилась мне на плечо и оставалась там до тех пор, пока я не смог восстановить дыхание.
— Потому что этого ты хотел раньше, парень, и это не делает тебя слабым.
Нет. Хотеть будущего — не означает быть слабым, но это означает быть эгоистичным, когда не можешь дать это будущее.
— Мика...
— Я видел тебя, когда она рядом. Я вижу, как меняется твое лицо, когда кто-то упоминает ее имя. Как будто внутри тебя включили свет, и все мрачные вещи, о которых ты отказывался нам рассказывать, они просто исчезли.
Я задержал дыхание, продолжая стискивать напряженную челюсть и, взяв себя в руки, насколько это было возможно, просто чтобы промолчать.
— Все хорошо, Меррик. Она тоже это увидит.
Все, что я мог, это сидеть там, рядом с младшим братом, моргая, как дурак.
— Извини?
Мика сел ближе, тяжело дыша.
— Я иногда вижу ее в больнице, когда она отмечается. Я говорил с ней пару раз. Знаешь, Грэйс и я обычно могли говорить о многом. Когда мы были моложе, я все время случайно встречал ее. Но теперь все, на чем она, кажется, сосредоточена, это ты.
Я не в первый раз это слышал. По словам моей семьи, Грэйс Сэмюэлсон было хорошо известно обо мне и, возможно, она даже была в меня влюблена, когда мы были моложе. Это, на самом деле, удивляло меня. Как? Когда я даже не обращал внимания на нее, как она оставалась заинтересованной?
— Она сказала, что время от времени видит в тебе перемену. Видит тот свет в твоих глазах. Тот самый, который был когда-то, давно.
— Что еще она говорит обо мне?
Я знал, что он сейчас улыбается, от этого было только труднее сопротивляться желанию шлепнуть его по голове.
— Ну, в этом-то и проблема. Сейчас она — как ты. Все держит в себе. Но она не может это скрыть. Правда.
— Мальчики. Ужин готов, — позвала мама.
Мы оба встали, и я поставил костыли под руки, при этом задев журнальный столик. Мика снова положил руку мне на плечо, но вместо того, чтобы пойти, мы стояли там в тишине. Пока я, наконец, не обрел смелость сказать это.
— Что в те времена со мной было не так, Мика? Как получилось, что я ее не видел?
Он безрадостно рассмеялся.
— Ты видел только то, что хотел видеть, то, что было прямо перед тобой. Мы все так делали, так что не расстраивайся, — он шлепнул меня по плечу и заявил: — Может быть, теперь у тебя есть шанс посмотреть на мир по-другому.
Я тяжело вздохнул.
— Я не вижу.
— Правда, что ли? Ты не можешь, но это не значит, что ты не можешь попытаться.
Мама снова позвала нас, на этот раз немного нетерпеливо. Слова Мики на самом деле не задевали меня до недавнего времени, но когда задевали, я понимал, что мой брат был одним из самых умных людей, которых я когда-либо знал.
Мы направились в столовую, и моя семья ждала, пока я устраивался в своем кресле. Сэм, муж Мэри, поприветствовал меня коротким объятием. Я не помнил точно, как он выглядел, но всегда считал его братом. Он заботился о моей сестре, вот что имело значение.
Митч потрепал меня по плечу и обругал создателя костылей. Мы поговорили несколько минут, пока мама и Мэри приносили еду на стол.
— Хорошо выглядишь, братишка, — сказал Митч. — Извини, что так много жаловался на тебя, когда ты жаловался. Я не понимал, насколько все это должно быть было болезненно. До сих пор.
Митч был в течение всего этого испытания стойким. С тех пор, как произошла авария, он казался спокойнее, немного терпеливее со всеми. Тогда, когда я мог общаться с ним, мы на самом деле стали немного ближе. Еще одна связь посредством страдания.
— Здорово быть вместе, — сказал папа, сидевший во главе стола. — Я не знаю, как давно это было, но приятно видеть все ваши лица здесь сегодня вечером.
Мама зашмыгала носом, а папа прошептал ей что-то, что никто из нас не услышал, даже я. Хорошо было быть вместе, даже если некоторые из нас были немного сломлены.
***
— Куда вы двое направляетесь?
Папа только проинформировал всех нас, что он и мама уезжают из города на следующий день. Я был единственный, кому, казалось, было до этого дело.
— О, просто небольшое путешествие на пару дней, — ответил папа. — Подумал, что мы могли бы посмотреть Большой Каньон или что-то вроде того.
«Или что-то вроде того?»
Странно. Мама и папа никогда не ездили в отпуск на неделе. И они точно никогда не ездили без четкого плана. Это было очень подозрительно, но, с другой стороны, не мое дело, как они проводили свое свободное время. Я пожал плечами и сосредоточился на еде. Они могли ехать, куда хотели. В любом случае, маме нужна была передышка.
— У тебя прием, когда мы вернемся. Рано утром в воскресенье у доктора Сэмюэлсона, — напомнила мне мама.