Робеспьер (горько, отнимая руки от лица): Если вы не сумели дать народу счастливую жизнь на земле, не лишайте его утешительной веры в лучшую жизнь хотя бы после смерти.
Он встает, выпрямляется, твердый, непоколебимый, почти успокоившийся. И только в голосе его прорезаются истерические нотки.
Робеспьер: Все, что вы сказали, – ложь! Я вижу, что мне здесь больше нечего делать! Если так пойдет дальше, вам придется спасать Республику без меня!
Быстро и резко идет к выходу, распахивает дверь. Тяжелая дверь медленно закрывается за ним.
…
Шторка. Все ошеломленно молчат.
Сен-Жюст (стоя посреди залы, резко): Вы считаете ложью спасительную веру бедняка в лучшую жизнь на небе, но не хотите помочь ему на земле. Вы грабите обездоленных тем, что заморозили исполнение вантозских декретов. Этим вы лишь умножаете число врагов Республики, вместо того чтобы создать ей опору в виде сословия облагодетельствованных ею людей. Пока Республикой воспользовались лишь богатые.
Карно: Состоятельные граждане и есть опора Республики. Ограбить их в пользу твоих голодранцев?
Сен-Жюст: Не должно быть ни бедных, ни богатых, крупные собственники – враги Республики, за деньги они будут служить любому режиму. Сейчас тюрьмы забиты богачами и аристократами. Но вы предпочитаете бесконечно кормить этих бездельников, чтобы потом все равно отрубить им головы.
Барер: А ты бы предложил еще один прериальский закон для расчистки тюрем?
Сен-Жюст: Спроси у Колло. Он разгружал тюрьмы залпами картечи.
Колло: Ах, ты…
Билло: Спокойно, Колло…
Сен-Жюст: Вы должны знать, я был не в восторге от прериальского закона. Наоборот, считаю, что теперь, когда мы победили при Флерюсе, можно уменьшить террор. Конечно, только в том случае, если Республика сохранит свою революционную силу. Я бы предложил лучший выход разгрузки тюрем – принудительные общественные работы! Пусть эти аристократы на своей шкуре узнают, что такое барщина, которой они угнетали несчастных крестьян: пусть они чистят сортиры, метут улицы, прокладывают дороги, чинят мосты, работают грузчиками! Будет справедливо, если народ станет, в свою очередь, властвовать над своими угнетателями и если трудовой пот смоет высокомерие с их чела.
Барер (холодно): «Мы должны наполнять преступниками против Республики не тюрьмы, а гробы…» Я забыл – кто это сказал?
Сен-Жюст: Когда-то и Барер де Вьезак сказал про тирана: «Ах, какой добрый король!»
Билло: Оставь, Сен-Жюст, Барер вел допрос короля в Конвенте.
Колло: Зато про тебя мы знаем, что ты тоже аристократ и только прикидываешься своими крокодиловыми слезами о бедных крестьянах, к которым ты не имеешь никакого отношения!
Сен-Жюст (словно не слыша): Мы все подчиняемся силе обстоятельств, встав на пути которых, погибнем. Республика погибнет. Прошу членов Комитета поддержать мое предложение ввести для подозрительных, заключенных в тюрьмы, трудовую повинность.
Карно: Обрекать людей без суда каторжным работам? Это еще хуже прериальского закона…
Барер: Мы не жители Спарты, Сен-Жюст. Как ты. Мы – просвещенные французы, освободившие сердце Европы от деспотизма привилегированных. Но разве можно вот так просто общественными мероприятиями уничтожить влияние тех, кто все равно превосходит народ своими знаниями и своим воспитанием? Здесь нужны долговременные политические меры.
Сен-Жюст (вспыхивая): Превосходит?! Да просто заставьте их работать!
Барер (тускло): Мы не можем быть хуже, чем те, кого мы свергли. Можно лишить наших врагов политических прав, приговорить их к смерти, но мы не имеем права ни пытать их, ни обращать в рабство.
Карно: С этим не согласится даже наш Пизистрат!
Сен-Жюст (презрительно): Глупцы! Вы не видите дальше собственного носа. Для вас враги Республики – больше люди, чем бедняки, которых вы не можете даже накормить по-настоящему. Вы не даете им хлеба, но отнимаете у них Бога. Запомните: нищета породила революцию, нищета может ее погубить. Вы обвиняете Робеспьера в тирании, но вы неотделимы от его имени. Когда он падет…
Сен-Жюст поочередно смотрит на каждого из членов Комитета. Все или отворачиваются или опускают глаза.
Сен-Жюст переводит взгляд на дверь, за которой скрылся Робеспьер.
Наезд. Полуоткрытая дверь. Крупно.
Голос Сен-Жюста: Республика оледенела.
Затемнение. За кадром – стук падающего ножа и звук сливаемой крови.
РЕТРОСПЕКЦИЯ 7
АЛЬТЕРНАТИВА:
Настенные десятеричные часы Лагранжа пробили полдень, и с последним пятым ударом [2]часов в Малый зал совещаний на втором этаже Национального Дворца Парижа вошел Великий Цензор Французской Республики Луи Антуан Сен-Жюст.
– Салют и братство, первый гражданин! – три человека, ждавшие в зале, в один голос приветствовали вошедшего: одетый во все черное личный секретарь, одетый в белые с сине-красными разводами священнические одежды культа Верховного существа Первый Цензор Национального собрания и невысокий артиллерийский генерал в парадном синем мундире с золотыми галунами.
Первый гражданин в знак приветствия лишь молча наклонил голову. Небрежно бросив на кресло пропыленный черный плащ с пурпурной подкладкой, он подошел к маленькому генералу почти вплотную и, глядя на него сверху вниз, бросил в своей обычной резкой манере:
– Генерал Бонапарте, ты заслужил похвалу отечества: только благодаря твоему мужеству на итальянской земле остановлен Суварафф. Республика приветствует тебя! Теперь ты представил стратегический план вторжения в Египет. Твой план одобрен… Освободительную армию в житницу англичан поведет генерал Моро, – взгляд Сен-Жюста уперся прямо в лицо генерала.
Глаза Бонапарте яростно вспыхнули.
– Гражданин Цензор, ты же сам сказал, что я заслуживаю благодарности Республики. Самая лучшая благодарность – поручить мне армию, которая покончит с владычеством Британии в Египте, – маленький генерал не скрывал своего раздражения.
– Генерал, – тон Сен-Жюста посуровел, – ты не знаешь, о чем просишь: благодарность Совета Республики куда больше – по предоставлению Цензора Лигурийской республики Филиппа Буонаротти ты назначаешься Великим Цензором Корсики.
– Корсики? – Бонапарте не мог сдержать удивления.
– Твоего отечества, генерал. Ты помнишь о своей родине? Паоли умер, на острове разброд и шатание.
– Там англичане…
– И твои контрреволюционные сородичи, восставшие против освобожденной Франции. Раздави их, генерал Бонапарте, и Корсика твоя. Принеси на остров семена свободы. Тебе оказана великая честь, потому что ты единственный из генералов, кто с военными талантами совмещает таланты гражданского управления.
– Я думал, что мои таланты могут лучше пригодиться на большой войне, – Бонапарте говорил, опустив глаза.
– Генерал, – сухо сказал Сен-Жюст, – служить Республике великая честь в любом месте. Но тем, кто хочет воевать с тиранами, возможностей будет предоставлено сколько угодно. После Египта нас ждет Персия, а потом – Индия. Ты бы не отказался повести войска в Индию?
Глаза Бонапарте загорелись:
– Это действительно великая честь, первый гражданин.
– Да. Но сначала должна быть Корсика. Кого ты, как нынешний командующий парижским гарнизоном, предложил бы оставить вместо себя?
– Моего заместителя по кавалерии генерала Иоахима Марата.