Поднимались стройные аркады, высокие башни. Тут была целая улица из статуй. Через другую улицу было перекинуто множество легких, красивых мостов. В цветущих садах били фонтаны.
Русзарк был прекрасный город. Прелесть его восхищала глаз. От него исходил аромат его садов…
Ряд металлических воинов растянулся. Они размахивали ужасными руками, и здания лопались под ними, как огромные яичные скорлупы, погребая под своими развалинами толпы людей.
Металлическая рать приняла паукообразную форму и ползла по широкой улице, вколачивая в камень всех, кто пытался бежать перед ней.
Шаг за шагом мы пожирали город.
Я не чувствовал ни озлобления, ни жалости. Во мне бился какой-то веселый, оглушительный пульс, точно я был кричащей корпускулой урагана, точно я был частицей тайфуна. В этом хаосе ощущений вдруг возникла, поразила меня мысль; почему я никогда до сих пор не знал, что то, что мы называем деревьями, просто безобразные, несимметричные наросты? Что эти здания, эти башни — уродство? Что эти маленькие, кричащие двуногие существа — отвратительны?
Их нужно смести с лица земли. Все это бесформенное безобразие должно быть уничтожено. Все должно быть сравнено, превращено в долины с гармоничными линиями арок и углов.
Что-то в глубине моего существа пыталось сказать мне, что это не человеческие мысли, не мои мысли. Что это отраженные мысли металлического предмета!
В такт этому внутреннему голосу раздавались какие-то короткие, отрывистые звуки. Эти звуки будили во мне человеческие чувства. Они стали болезненно ударяться мне в сердце.
Плач Черкиса!
Лицо его было неузнаваемо. Жестокость и злоба были смыты с него слезами. Черкис смотрел на уничтожение своего народа и своей столицы.
Норхала холодно наблюдала за ним, точно боялась упустить малейший оттенок его страданий.
Мы были теперь уже совсем близко от площади на горе. Тысячи людей теснились между венчавшими гору зданиями и нами. Они падали на колени, моля о пощаде. Они хватались друг за друга, пытаясь спрятаться в массе, которая была ими самими. Они ломились в запертые двери храмов. Это был момент хаоса, сердцем которого были мы.
Потом треснули и развалились и дворцы, и храмы. Сверкнуло золото, серебро, блеснули драгоценные камни, — и все это хоронило под собой и женщин, и мужчин. Мы спустились на эти развалины.
Рыдания замолкли. Голова Черкиса упала на плечо, глаза его закрылись.
Втянулись руки разрушающих предметов. Сами предметы соединились, образовав на мгновение огромный, полый столб, в центре которого, далеко внизу, стояли мы. Потом предметы разъединились, образовали различные формы и покатились с горы и ее развалин, как все увеличивающиеся волны.
Вдали сверкающая змея все еще извивалась и уничтожала всех, кому как-то удалось спастись от разрушающих предметов.
Мы остановились там, где была внешняя стена Русзарка. Норхала взглянула на безжизненное тело Черкиса.
Потом металлическая рука вытянулась. Тело Черкиса полетело вперед, как большая синяя летучая мышь. Оно пало на сравненную с землей площадь, былую гордость его столицы.
Разбитое тело Черкиса лежало одиноким синим пятном в пустыне. Высоко в небе появилась черная точка — стервятник.
— Я все же оставила тебе добычу, — шепнула Норхала.
Взмахивая крыльями, ястреб опустился рядом с синей грудой и вонзил в нее клюв.
ГЛАВА XXXVI.
Неизбежное
Мы медленно отступали, точно глаза Норхалы еще не насытились разрушением.
Не оставалось и следов человеческой жизни, жизни природы. Норхала вытоптала все — мужчину и дерево, женщину и цветок, ребенка и бутон.
Развернувшаяся на моих глазах трагедия поглотила меня всего. Мне было не до моих спутников. Я совершенно забыл про них. Теперь, в минуту мучительного пробуждения, я обратился к ним, ища поддержки. Меня снова удивили наряд Руфи, ее обнаженность, и красный шрам на лбу Вентнора.
В его глазах и в глазах Дрэка я прочел ужас. Но в глазах Руфи ужаса не было. Она со спокойным торжеством и так же равнодушно, как Норхала, смотрела на пустыню, которая еще так недавно цвела.
Мне стало тяжело. За что, в конце концов, уничтожили всех этих людей? Разве в наших больших культурных городах меньше зла и пороков? Как могла Руфь отнестись так спокойно…