— Но, господин Эндрюс!
— Да-да, подойдите-ка сюда, миссис Уилкинс, — сказал Рейнольдс.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, джентльмены, — она вернулась к своему вышиванию.
Полковник Хэммонд сел возле рыжих близняшек.
— Вы — «Январские близнецы», не так ли? — спросил он тихо.
— Это наш сценический псевдоним, — ответила одна девушка.
— Наша настоящая фамилия Браун, — сказала другая.
— Верно — Браун, — подтвердил он. — А как насчет представления здесь, для наших солдат?
— Доктор Рейнольдс будет возражать, — ответили они серьезно.
— С ним я договорился. У наших солдат нет никаких развлечений, режим секретности, знаете ли. Что вы об этом думаете, Джоан?
— Я — Джейн. Если вы договорились с профессором…
— Большое спасибо!
Хэммонд вернулся на свое место. Миссис Уилкинс тем временем раз за разом выбрасывала шестерки на двенадцати кубиках. Доктор Уитерс мрачно наблюдал за этим представлением.
— Ну, доктор? — спросил Хэммонд.
— Это достойно внимания, — согласился Уитерс. — Но все происходит на молекулярном уровне — нет, на уровне элементарных частиц.
— А рисунки?
— Я физик, но не психолог. На базисные частицы — электроны, протоны, нейтроны — мы влиять не можем, разве что при помощи ускорителей.
Доктор Рейнольдс стоял рядом и все слышал.
— Большое спасибо, доктор, — ответил он на замечание Уитерса. — Теперь, леди и джентльмены, новый эксперимент. Норман!
Юноша-негр открыл глаза.
— Да, профессор?
— Подойди ко мне. И рабочая группа физической лаборатории тоже… Есть у кого-нибудь из вас часы со светящимся циферблатом?
Женщина-техник присоединила счетчик Гейгера к усилителю так, что редкие щелчки нормального фона радиоактивности воздуха стали слышны во всем зале. Потом она положила возле счетчика часы — щелчки стали чаще, словно град барабанил по жестяной крыше.
— Пожалуйста, выключите свет, — попросил Рейнольдс.
— Можно, профессор? — спросил юноша.
— Подожди еще немного, Норман. Все видят часы? — тишина нарушалась только треском из усилителя. — Давай, Норман!
Светящиеся цифры погасли; треск снова превратился в редкое пощелкивание.
Та же группа собралась в бункере посреди пустыни, на границе ядерного полигона. Туда смотрел перископ, защищенный бронированным стеклом метровой толщины. Доктор Рейнольдс говорил о чем-то с генералом Хэнби. Капитан ВМФ надел наушники и сообщил:
— Самолет на месте, господин генерал.
— Спасибо, Дик.
Динамик прошептал:
— Станция Чарли — Централи. Все ясно.
— Все станции готовы, местность для посадки очищена.
— Начинаем отсчет.
— Все станции готовы к отсчету. Начинаем с минус семнадцати минут. Пошло время. Это испытания по полной программе. Повторю: по полной программе.
— Значит, — сказал Хэнби Рейнольдсу, — расстояние не имеет никакого значения?
— Мы можем с таким же успехом провести опыт в Солт-Лейк-Сити, если мои люди хоть раз увидят область испытаний, — он нервно посмотрел на часы. — Что-то мне не по себе.
— Это со всеми бывает. Помните метроном при первом испытании на Бикини? Он чуть не свел меня с ума.
— Могу себе представить, генерал. Пара моих парней уже…
— Для таких мы приготовили трудовую терапию, — яростно усмехнулся Хэнби. — Доктор Уитерс, вы сами будете показывать ваш фокус?
Глава группы физиков нагнулся над приборами. Он выглядел усталым.
— Сегодня — нет, — ответил он безо всякого выражения. — Пусть лучше Саттерли.
Саттерли вышел вперед, улыбнулся военным, Чрезвычайно Значительным Лицам и группе Рейнольдса.
— Для публики, которая не захочет уйти, я приготовил пару сюрпризов. Но сначала…
Он взял полированный металлический шар и посмотрел на экспертов.
— Сегодня утром по пути сюда вы видели такие же шары. Они все еще там, снаружи и ждут, чтобы через… через одиннадцать минут сделать «БУМ!» Этот шар всего лишь из стали — на тот случай, если кто-нибудь перепутает. Над такой шуточкой мы все сдохнем со смеху.
Никто не засмеялся.
— Правда, для этого они недостаточно тяжелы. Мы застрахованы от любых неожиданностей. Это наглядное пособие приготовлено для того, чтобы группа доктора Рейнольдса имела образное представление, на чем надо сконцентрироваться. С виду они так же похожи на атомную бомбу, как я — на Мао. Но если изготовить их из плутония, они станут тем, что мы, атомщики, называем субкритической массой. После Второй мировой войны каждый знает, как действует атомная бомба: атом плутония испускает один неизменный нейтрон. Если масса мала, нейтроны вылетают наружу, но если она большая, больше критической, тогда возникает множество других атомных частиц, и начинается цепная реакция. В момент взрыва две половинки критической массы соединяются. Точнее я это объяснить не могу без риска вызвать неудовольствие офицеров безопасности.