— Слушаюсь и повинуюсь!
Тимур шел дальше. «Хабиб хорошо улыбался, но он был мелкий воришка и не смог бы простереть свою улыбку на те дали, по которым шагает мой конь».
— А кто этот чернобородый с выпуклым лбом?
— Вождь галгайцев.
— Какому богу молишься? — спросил он вождя галгайцев через толмача.
— Пусть покарает тебя великий аллах! — процедил галгаец сквозь сжатые губы.
Плоское лицо Тимура оживилось гримасой, похожей на улыбку.
— Уважаю отважных… мертвыми.
Так Тимур дошел до пленного, не захотевшего пасть на колени при появлении покорителя вселенной. У него вдруг исчезла куда-то злость и перестала ныть больная нога. Воин был на целую голову выше его, в черных глазах пленного блестело любопытство. Он сжимал привязанные к спине руки, на его могучей шее вздулись лиловые жилы.
«Мне бы хоть один улус из таких бахадуров!» — мелькнула мысль.
— Кто ты? — спросил Тимур.
Пленный не понял его, Тимур повернулся к толмачу.
Толмач спрашивал пленного по-арабски, по-персидски, по-татарски, по-монгольски, но человек молчал.
— У тебя же не язык связан, а руки, — сказал, наконец, по-асски толмач.
Пленник заморгал длинными ресницами, мускулы на его лице как-то обмякли. Тимур подошел ближе. «Такими бы руками стены Китая бить!»
— Спроси, толмач, какая мать родила его.
Толмач перевел вопрос.
— Передай своему хромому хозяину: меня родила простая аланская женщина.
При упоминании аланки Тимур, не дождавшийся ответа толмача, повернулся к Сургаю.
— Я сказал, привести всех пленников! Куда делись те, кто вместе с этим бахадуром защищали Аланские ворота?
— О повелитель, клянусь тебе…
— Врешь, сучий сын, Аланские ворота еще стоят!
Тимур полоснул хана плетью.
— Ты слишком обленился и пропускаешь мимо ушей высокую волю своего повелителя! — смягчившись, произнес он и хлопнул три раза в ладоши.
Кольцо телохранителей вокруг них сузилось, и хан Сургай, угадавший замысел хромого владыки, почесал указательным пальцем жидкую с проседью бороду. Они с пленным аланом оказались лицом к лицу в середине круга, внутрь которого нацелились остроконечные колья.
Тимур отступил на верхнюю ступеньку каменной лестницы мечети и еще раз хлопнул в ладоши.
— Развяжите пленного. Сургай-бахадур, покажи своему благодетелю, что во имя джихада умеешь владеть оружием.
С аланского пленного сняли наручники, и он, не обращая внимания на Сургая, зашевелил затекшими пальцами. Там, за узким кругом телохранителей, оглушительно застрекотали барабаны, призывающие к бою; хан, ощерясь, обнажил кривую саблю и пошел на безоружного противника. Пленника охватило безразличие. В груди же Сургая вспыхнула обида на хромого повелителя за то, что он заставил его сражаться с оружием против безоружного. Сабля блеснула, как молния, натянувшийся круг зрителей ухнул в ожидании, но безоружный алан мгновенно прижался к земле, и не удержавшийся Сургай перекатился через него кубарем.
Блеснувшая сабля снова очертила круг на уровне шеи алана, но он неуловимо легко опустился на четвереньки и прыгнул вперед. Вспыхнул рев толпы. Безоружный алан схватил Сургая за грудь, поднял над головой и кинул его, как котенка, к подножью каменной лестницы, где стоял Тимур. Копья вонзились своими остриями в бок Сургаю, потому что их не успели убрать. Еще мгновенье — и разъяренные телохранители подняли бы пленного на пики, но их опять опередил окрик Тимура.
— Живого, живого! Желторотые!
Копья телохранителей уперлись в грудь пленного, их кулаки судорожно сжимались, в глазах горели гнев и ненависть. И Тимур, прихрамывая, спустился по лестнице, разомкнувшийся живой круг дал ему дорогу к аланскому богатырю.
— Сколько воинов охраняет Аланские ворота? — спросил он пленного через толмача.
— Их так много, что они не умещаются в теснинах гор, но там не было ни одного лишнего, кроме меня.
— Почему ты оказался лишним? — удивился Тимур.
— Потому что я не воин.
Из окаменевшей толпы вырвался глухой удивленный крик.
— Если ты не воин, то чем же ты занимался у аланского вождя?
— Сотворял богов и бардуагов[36].
Тимур вопросительно взглянул на толмача.
— Повелитель мира сказал, что он левым ухом не расслышал сказанного тобой.
— Наверное, у твоего повелителя левое ухо тоже хромает!.. Скажи ему: я делал богов и бардуагов.
Тимур покатился со смеху:
— Кто же поклоняется богам, сотворенным тобой?
— Сейчас узнаешь, убийца! — Юноша одним взмахом опрокинул несколько копьеносцев и, выхватив из ноговицы нож, бросился на Тимура.