Выбрать главу

О шайтаны!.. Это не дым кальяна, а перекличка гор! Наверное, самый старший, самый мудрый внушает остальным свою волю. Вершины вспыхивают и гаснут!.. Узнать бы, о чем они говорят! Не так легко пройти через них, если не знаешь их языка. Наверное, они передают волю вождя аланов, а огонь переклички зажигает солнце, что висит над ними, как паук, насытившийся кровью своей жертвы. Иметь бы великому хану такую же собачью верность воинов, как у вождя этих проклятых аланов! Вот тогда бы он заставил хромого бежать от ворот аланов с поджатым хвостом!

Небо было синим и чистым. В прозрачном воздухе черными пятнами кувыркались вороны. Тохтамыш подполз ближе к пологу шатра. Рассеченные теснины заухали и затрещали, и Тохтамышу показалось, что самая высокая и старшая из гор хлестнула бичом сказочного коня, вставшего на дыбы.

Вестник бесшумно скользнул в шатер и распластался перед ним, Тохтамыш, прищурясь, смотрел на него.

— Великий из великих! Двое безоружных идут по дороге прямо к высокому твоему шатру.

Тохтамыш видел сам и отрезок дороги, и двух безоружных в поблескивающих на солнце панцирях и остроконечных шлемах. Он оттолкнул вестника, и тот, пятясь, скрылся за приподнятым пологом шатра. Хан зачесавшимися от удовольствия ладонями погладил редкую бороду: в одном из идущих он узнал того, в чьей верности нуждался в трудную минуту.

По знаку великого хана раздвинулись длинные копья, скрещенные над входом в шатер, и пришедшим позволили перешагнуть порог.

Следом за ними ввалились огланы, минбаши, нойоны[44], пали на колени и, скрестив руки на груди, поцеловали ковер, на котором сидел великий хан. Аланы стали обособленно, приложив по своему обычаю правую сжатую руку к груди, чуть наклонив головы. «Вот самая высокая гора, заставившая своих верноподданных курить кальян в ожидании мудрого совета», — подумал хан.

Еухор изъявил желание держать совет с ханом с глазу на глаз, без свидетелей. Они остались вдвоем.

Хан сказал:

— Да озарит меня своей мудростью великий аллах, который сказал: спрячься хоть в железном сундуке, все равно не уйти тебе от возмездия.

Еухор понял, какое возмездие имел в виду хан, и ответил столь же иронически:

— Великий аллах еще сказал: коль не терпишь, то пожни плоды скороспелого решения. — Он заметил, как свирепо насупился Тохтамыш, и, почувствовав угрозу переговорам, решил схитрить и смягчил тон: — Сундук, который ты соизволил упомянуть, защищает не только своих сынов, но и тех, кто понимает его язык. Может статься, что он и тебе послужит в беде.

Еухор видел, как обмякли жилы на шее и лице Тохтамыша. Его прищуренные веки чуть раздвинулись, и он сказал совсем ласково, округляя каждое слово:

— Нет беды, которая может настигнуть потомков великого Саин-хана, но сегодня ты нам нравишься. Мои глаза видят не того, кого хотели видеть, и мои уши слушают совет из уст младшего брата.

— О великий хан, твои слова согревают мне душу и прибавляют силы, но позволь мне сказать: глаза, уши и сердце часто нас обманывают, и нам кажется, что никакая беда нас не нагонит. Но тем не менее она следит за нами и настигает нас там, где мы ее не ждем, пусть даже гонится не на быстроходных верблюдах, а на дряхлой, скрипучей арбе.

Тохтамыш отложил в сторону смятую подушку, выпрямился:

— Мы с моим младшим братом защитим аланский сундук вместе и заставим хромого вора уйти от железных ворот в свое воровское логово.

Еухор в упор глядел на хана, чесавшего указательным пальцем редкую бороду, и думал: «Ты напрасно радуешься. Я пришел не затем, чтобы упрашивать о совместной борьбе. Пока Еухор жив, не видать тебе Дайрана».

— Нет, великий хан! — отрезал он коротко.

— Что — нет? — удивился Тохтамыш.

— Мы не будем вместе защищать Дайран.

Верхняя губа Тохтамыша искривилась.

— Почему не будем, если этого хочет сам аллах?

— Горы не захотят! Они не терпят чужих!.. Боюсь, что они тебя не поймут и беда придет раньше, чем к воротам подступит хромой.

Заерзавший на подушках Тохтамыш вспомнил дымящиеся вершины и каменные валы, нагроможденные над обрывами. «О шайтан, он зажег все вершины гор и натянул между ними узкие ущелья, как тетиву! Не затем ли аланский вождь врезался клином в ворота, чтобы в тяжелый час переметнуться к тому, кто сильнее?.. Или этот хитрец хочет сразиться у своих ворот с хромым?.. А знает ли шайтан, что будет после того, как он прогонит хромца от своих ворот? Если, конечно, прогонит!.. Знает ли он, что хромой вор умеет отступать, и, чтобы избавиться от него, надо его убить! Знает ли он, что хромой шакал отступает лишь затем, чтобы кинуться снова? А куда кинет свои войска хромец от Аланских ворот?.. Знает этот шайтан, все знает, потому и держится так смело! О аллах, не отврати свое всевидящее око от хана Тохтамыша, приумножившего победы своего великого предка непобедимого Саин-хана, сына Джучи, сына величайшего Чингиза!»

вернуться

44

Оглан — буквально: сын. Этим титулом награждали чингизидов, которые не занимали ханского престола. Минбаши — командующий тысячью. Нойон — наместник великого хана в провинции.