Валентин Пундт решает позвонить по телефону, для чего пересекает наискось зал, секунду-другую раздумывает, не наступить ли ему на щетку, шурша тыкающуюся в его ноги, но ограничивается лишь укоризненным взглядом, брошенным на обеих бесцеремонных уборщиц, и присоединяется, не опуская багаж на пол, к очереди перед телефонными будками.
Отчего же у него такой тяжелый багаж? Конечно, не из-за сморщенных сушеных фруктов, во время работы он угощает ими своих коллег и будет угощать на этот раз, и не из-за связки кошачьих шкурок — с их помощью он обуздывает приступы ревматизма; тяжесть багажу придают бутылки с водкой собственного изготовления, без нее он никогда не уезжает из дому, с домашней водкой, глоток которой он, сидя в постели, пропускает перед завтраком и, напрягая слух, получает, по его словам, благую весть, «надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду». И конечно же, тяжесть его багажа не в последнюю очередь обусловлена множеством папок и листов с заметками, множеством журналов и книг, безжалостно, хотя и не без разбору, сунутых в отделения и отделеньица, а также рукописью в двух частях — «Создание алфавита», он работает над ней уже четырнадцать лет и собирается просматривать в перерывах между совещаниями, что, разумеется, у него никак не получится.
Но теперь мы вполне можем сократить очередь к телефону и указать Валентину Пундту будку; правда, войти в нее сразу ему еще не удастся, ибо конца не видно представлению за стеклянной дверцей, вернее сказать, пантомиме в народном духе, разыгранной парнем с блестяще напомаженными курчавыми волосами и слишком широкими баками; Пундт, склонный каждому явлению давать наименование, называет бурное это действо «гибель надежды», начинается оно с дурашливых улыбочек и умоляющих жестов, причем голова парня едва не ложится на плечо, но очень скоро спектакль теряет свою свежесть и даже как-то неправдоподобно быстро замирает, хотя парень не ослабляет робких домогательств, боязливо упрашивает понять его, посочувствовать ему, но, видно, мольба его не вызывает отклика на другом конце провода, а потому вслед за язвительным, можно думать, предупреждением следует взрыв отчаяния и упреков, в поддержку коего носок туфли колотит в стенку будки, а рука требовательно стучит монеткой по аппарату, но и это, как тут же выясняется, не дает желаемого результата, и тогда телефонный мим, затаив дыхание, втягивает голову в плечи, точно изготовившись к тарану, изображает на лице непроницаемую маску, грохает трубкой и выскакивает из кабины, с места в карьер кинувшись к какой-то, верно, заранее намеченной цели.
Наконец-то наступила очередь Валентина Пундта. Он с трудом втискивает свой багаж в кабину, ставит чемодан к стенке, портфель на чемодан, придавив его коленом, и в такой позе ищет письмо, где указан номер телефона… Ох, ну и горячая же трубка, влажная, запотевшая.
— Говорит Пундт, директор Пундт из Люнебурга, мы условились с госпожой Зюссфельд о встрече.
— Нет… таких, — запинаясь, произносит мужской голос, и трубка повешена.
Валентин Пундт набирает еще раз, слышит тот же голос и говорит:
— Позовите, пожалуйста, госпожу Риту Зюссфельд.
— Вы же только что звонили, — отвечает голос.
Но Пундт не сдается.
— Говорит директор Пундт из Люнебурга. Госпожа Зюссфельд обещала встретить меня на вокзале и довезти до отеля, возможно, мы разминулись.
— Она поехала на вокзал, — отвечает мужской голос, — уже час назад, и если ничего не стряслось, если она не задавила пенсионера или полицейского, то приедет и за берет вас.
Валентин Пундт собрался было ответить, но до него доносится раздосадованный женский голос:
— Оставь, Хайно, никогда не подходи к телефону. С кем это ты говоришь?
— С кем-то из Люнебурга, — отвечает Хайно. — Кто-то из Люнебурга просит Риту.
— Вот как?.. Слушаю, — звучит в трубке женский голос.
И Валентин Пундт повторяет все сначала:
— Говорит Пундт, директор Пундт из Люнебурга. Госпожа Зюссфельд собиралась приехать за мной на вокзал, мы, видимо, разминулись. Будьте добры, передайте ей, что я поехал прямо в отель, где состоится наша встреча.
— Не делайте этого, — советует женский голос, — сестра уже на пути к вам, она выехала час назад, дорогу к вокзалу она знает хорошо.