Выбрать главу

Заметив, что парнишка не двигается с места, Мария обернулась.

- Подожди, а как ты узнал? – спросила она от двери.  – Сирена была уже после.

- Я услышал гул и почувствовал ветер, - ответил юноша просто.

- Хорошо, - этот ответ удовлетворил Марию, - будь осторожен, спокойной ночи.

Мария открыла дверь и принюхалась в надежде уловить аромат соседской шарлотки. Но еще было слишком рано. Парень же не двигался с места.

- Я могу остаться у вас, пока стоит песок? – спросил обыденно, с легким беспокойством в голосе.

- Зачем? – не поняла Мария, - ты дойдешь до дома за несколько минут. И родители будут волноваться.

- У меня нет родителей, - качнул головой юноша. – Когда пройдет волна, я займусь прежней работой, - парнишка обернулся к окну и показал пальцем, - там, у забора.

Мария не терпела наглости, а ни чем иным, кроме как наглостью, она поведение молодого человека назвать не могла. Но женщина уважала людей, относящихся к работе подобным образом: если форс-мажорные обстоятельства мешают выполнению задачи, их необходимо переждать. Почему парень ковыряется с забором в столь позднее время, спрашивать не имело смысла. Если там образовалась брешь, то заделать ее желательно как можно скорее. В городе есть дети, да и взрослые нередко выходят на улицу. Появление шакала или другого хищного обитателя пустыни на территории города может привести к трагедии.

- Хорошо, - Мария закрыла дверь.

- Спасибо,  - кивнул молодой человек, присаживаясь на подоконник.

Всем видом он показывал, что не собирается мешать хозяйке и уйдет так же, как и пришел, как только исчезнет опасность снаружи. Взглянув на смирно сидящего юношу, женщина вернулась к дивану. Не решаясь вытянуться во все свои метр семьдесят пять, Мария подобрала под себя ноги и продолжила читать с места, на котором остановилась.

Вскоре послышались первые тонкие звуки ударов песчинок о стеклопакеты.

Мария перечитала статью еще раз и кивнула: новые фильтры определенно хороши. Откинула голову на спинку дивана, возвращаясь в состояние покоя и ожидания радости, прерванное приходом соседки. Подняла взгляд на юношу у окна. За его спиной густая коричневая масса лениво елозила по стеклу, опадая вниз и застревая так, будто их барак попал в растворомешалку. Парнишка на фоне этого месива казался неуместно чистым.  Мария подумала о том, что одет он  в униформу  научных работников, а не как подсобный рабочий. Светло-зеленые свободные брюки и рубашка, белые тряпичные ботинки… еще бы зеленую шапочку – и вылитый лаборант.

Почувствовав внимание, юноша поднял взгляд. С минуту он спокойно ждал вопроса, уже сформировавшегося в глазах женщины. Мария же разглядывала паренька как новое оборудование: увидеть все непонятное, сформировать список и потом уже задать все вопросы сразу.

- Звонят, - сказал юноша тихо, разорвав тишину.

- Что? – не поняла Мария.

- Звонят, - повторил он и кивнул в сторону компьютера на рабочем столе.

Мария поднялась с дивана и, садясь в кресло, натянула гарнитуру.

- Привет, доченька, - улыбнулась в монитор. – А у нас пески снова встали… нет, я еще не решила. Я тоже скучаю… - Мария засмеялась, помолчав. – Это ты сейчас так говоришь… хорошо, можно. Пользуйся телефоном, даже когда не уверена, что я разрешу, пожалуйста… Нет, я не за компьютером и могла пропустить звонок… Как Артур?.. Я рада. Пока, милая.

Сняв наушники, Мария еще какое-то время со слабой улыбкой смотрела в монитор. Когда тишина окончательно поглотила воспоминание о голосе дочери, Мария обернулась к гостю.

- У тебя на удивление хороший слух.

Юноша пожал плечом: рад услужить. Мария же перевела взгляд с его лица за плечо: в песчаное месиво за окном.

- Ты работаешь на улице?

- По необходимости, - по-прежнему вежливо и спокойно ответил парнишка.

- Тебе обязательно заканчивать работу сегодня? Пески могут продержаться до утра, а то и дольше. Год назад пески держались двое суток.

- Обязательно, - кивнул молодой человек и в его взгляде появился оттенок той мольбы, что впервые Мария заметила, когда юноша был еще за окном.   – Я не стесню вас. А, если вдруг мое присутствие все же станет неуместным,  скажите, и я пойму.

Юноша не отводил взгляда. Мария же подумала о том, что это «я пойму» призвано вызвать жалость. Но зачем вызывать жалость рабочему, заскочившему в чужую квартиру ради того, чтобы переждать песчаную волну? Женщина не могла сопоставить чувства, которые должны были вызывать слова юноши с работой, которая ждала его на улице. Это напоминало виноватую улыбку Ани, когда она говорила «одолжи сахарку», подразумевая «подари». Они обе это понимали, а потому намеренная ложь в речи соседки прикрывалась виноватой улыбкой. Что-то подобное произошло и сейчас. Мария поднялась.

- Твоя одежда не похожа на спецовку подсобного рабочего, - сказала она.

- Я выполняю разные работы, не всегда подсобные и не всегда на улице.

- Сколько таинственности и неопределенности, - засмеялась женщина, чувствуя внутренний дискомфорт из-за своего любопытства и странной подозрительности.

- Чувствуешь этот аромат? – спросила она, пытаясь сгладить впечатление, которое могла произвести на парнишку своими вопросами.

- Да, давно чувствую, - ответил он.

- Нам обязательно достанется по кусочку. Аня замечательно делает шарлотку.

Юноша никак не отреагировал.

Мария отвернулась.

Ей казалось, что испытываемый ею дискомфорт вызван вторжением чужого человека в ее квартиру. С другой стороны она отгораживалась от этой мысли, не принимала ее, потому как испытывала к молодому человеку необыкновенное доверие. Каждый его ответ, внешняя покорность и спокойствие – все работало на то, чтобы парнишка максимально быстро стал своим даже для совершенно незнакомо человека.

- Ты можешь сесть сюда, - указала Мария на табуретку за кухонным столом.

- Благодарю, - парнишка поднялся и перешел в кухню.

- Как думаешь, через сколько времени шарлотка будет готова? – Мария включила чайник.

- Не знаю, - юноша улыбнулся с искренним удивлением.

- Я подумала, что с твоими обостренными чувствами ты поймешь, когда она уже готова.

- Я не знаю, как пахнет готовая шарлотка, - пожал он плечами.

Мария почувствовала себя глупо и отвернулась к чайнику. Наверно, у него действительно нет родителей. Ей казалось, что все дети должны знать, как пахнет шарлотка. Этот аромат, считала она, является неотъемлемой песчинкой в пустыне под названием «семья». Ее дочь знала, как пахнет шарлотка, а рядом с этим знанием жило воспоминание и о ней самой, Марии. Из таких мелочей и формируется детство, которое должно быть счастливым. Вряд ли Мария смогла бы аргументировать свое видение. В ней просто жил слепок детского счастья, передающийся из поколения в поколение. Слепок, составляющий саму суть понятия «семья».