— Что я с ним теперь делать буду? растерянно спросил он. — У меня тары нет.
— Ефим, хватит за морду держаться, — хохотнул Семеныч, — ишь как он тебя кусанул, даже следы зубов видны, будешь ты теперь не Сиплым, а Меченым. Да ладно, не обижайся! Сходи-ка лучше в зимовьюшку, поищи у Иосифа в сидоре кисет, у него знатный кисет, с вышивкой, и где он только его слямзил?
Золото высыпали в кисет, сюда же Семеныч отмерил еще десять порций — целый килограмм золота.
— Это тебе, сержант, плата за работу. Когда навсегда с тобой будем прощаться, еще столько же получишь. Щедро? То-то же! Помни, для своих мы не скупимся? Но отработать плату заставим, тут уж как хочешь.
Еще через полчаса вернулся Гошка из лесу, где он схоронил трупы своих друзей, и они с Семеном отправились к Чертову Улову.
— Гошка, — позвал Семен, — все спросить тебя хочу, да вроде бы неловко…
— Теперь все ловко, — равнодушно буркнул тот, — спрашивай о чем хочешь.
— Ты зачем Афанасия Шишкина прикончил? Он ведь Иосифа поддержать отказался и вообще вроде бы был парнем безобидным.
— Чудак ты, Семен. Афанасий проболтался, что я с Иосифом говорил, а коли так, и меня конец ждал. Выбора у меня не было: или мне нужно было Афоньку кокнуть, или самому на тот свет отправляться. В таких случаях каждому своя шкура ближе. А тут я оправдался, Семеныч увидел, что я ради них товарища не пожалел, и меня простил. Но больше всего этому смертоубийству был рад Сан Саныч.
— Это почему?
— Он, друг мой, куда опаснее Семеныча. Тот пошумит, поорет и успокоится, лишь бы крамолы не было да никто бы его не обманул. А Сан Саныч все жаловался, что на долю ему выпадет меньше, чем он предполагал. Теперь всем золотишка побольше достанется. Я сегодня им предложу золото поделить. Они сами жаловались: приходится по тридцать с лишним килограммов металла тащить, да приплюсуй оружие, продукты. Когда у каждого ноша своя, она в тягость не будет, верно?
— Мне бы такое золотишко, так я бы с ним бегом на край света убежал, — подзадорил Семен.
— Ты не плачься, Семен, кто знает, как события будут складываться, делай на меня ставку, тогда своего не упустишь. Мы с тобой, приятель, это сила. В своих краях, среди своих людей. У нас под каждым кустом дом, верно? А Семеныч с дружками люди пришлые. Они нам еще не раз поклонятся, о чем-то попросят. Может, кого-нибудь из них чекисты пристрелят, соображаешь? Еще на один, а то и на два пая прибавится, глядишь, и к твоим рукам прилипнет больше, чем сегодня.
Наметив для связи подходящее дуплистое дерево, они расстались.
Деда Василия дома не было.
— Ждал он тебя, ждал, Сема, да и ушел один, — пояснила Анфиса, — велел передать, что доделает печь сам, там вроде немного осталось. Где ты пропадал, сынок? Я старику всю плешь переела за то, что он тебя одного отпустил, мало ли что в дебрях случиться может.
— Что со мной случится, тетка Анфиса? Зашел далеко, а в темноте возвращаться побоялся. Разжег костер, скоротал ночку и сегодня немного поплутал.
Дед Василий расспрашивать Семена не стал, будто расстался с ним полчаса назад. Возился он с оштукатуренной печью, меняя футеровку топливника и начала жарового канала. Он уже выбрал из футеровки пришедшие в негодность кирпичи, расчистил место для укладки новых и закладывал образовавшиеся пустоты и впадины. Семен присмотрелся к работе. Дед Василий приосанился, готовясь к похвале. Но Жарких дождался, когда хозяйка вышла из комнаты, и тихо сказал старику:
— Брак, дед Василий! Напрасно ты поторопился начать без меня.
— Да ты что-то не то балакаешь, — заволновался старик, — какой брак, все делал так, як ты рассказывал.
Вновь вошла хозяйка. Сгорая от желания узнать о своей ошибке и в то же время боясь, что Семен опозорит его при женщине, дед раскашлялся.
— Ты, сусидко, не вовремя убираешь. Видишь, мастера калякают, так займись своими делами, нужна будешь, позовем.
— Конечно, Василий, потом и уберу, — заворковала та. — И верно, чего это я вам мешаю. Может быть, вам кваску, ребята?
— Потом, потом, — нетерпеливо дожидался старик, пока она выйдет.
Едва дверь хлопнула за женщиной, Семен показал на кирпичи:
— Гляди, дед Василий, у тебя перевязка новой кладки со старой сделана без учета однородности кирпича. Вот огнеупорный кирпич, а рядышком простой, и где ты его только откопал? А вот гляди еще, и тут…
— Велика беда, — протянул старик, — я боялся, шо и вправду чего испортил, а ты кирпичами недоволен.
— Хороший ты, дед, человек, но учиться тебе еще нашему ремеслу и учиться, — резко оборвал Семен Жарких, — у огнеупорного и простого кирпича коэффициент теплового расширения разный, понял? Ну, как бы тебе попроще объяснить… Обыкновенный кирпич при нагревании больше расширяется, а огнеупорный чуть-чуть, значит, запляшут у тебя кирпичи от жару — один так, другой этак. Стена потрескается и поведет всю кладку. Мне не страшно, я к тому времени в Якутске буду, а каково тебе будет выслушивать ругань? На все село опозоришься. А мне икаться будет. Давай, пока она ничего не поняла, разбирай кладку. Скажи, к примеру, получше кирпичи нашел.