— Я бы тебя, Семен, сегодня не кормила, не заработал, но мать все боится, что ты похудеешь. Пойдем к дому вдвоем, если не стесняешься. Старухи соседки все уши моей матери прожужжали: чего это твоя Надежда среди мужиков работает, а замуж все не выходит, может, те в ней порок какой отыскали? Вот я с тобой пройду, помозолю им глаза: есть, дескать, кавалер, который ко мне нежные чувства испытывает.
— Бойкая ты, Надюшка, за словом в карман не лезешь, вся в батю.
— Это понимать как критику или комплимент?
— Я уж столько комплиментов наговорил, что боюсь испортить тебя, зазнаешься, нос задерешь.
— А мне, может быть, очень даже приятно слушать их, — потупилась Надежда, — так что не экономь. Каждому любо, когда его по шерстке гладят.
В доме дед, улучив момент, передал Семену записку.
— От начальника твово, а мово дружка Квасова, — шепнул он.
Записка была короткой:
«Семен, я здесь. Приятеля твоего, Виктора, усилили. Береги себя. Все без изменений».
Семен дважды перечитал записку. Подумал, что Квасов волнуется не только за исход операции, но и за него, и ему стало чуточку грустно. За ужином, во время которого они с Надеждой сидели рядом, она рассказывала о прииске, о рабочих своей бригады.
— В других бригадах мамки все в возрасте, только я молодая. Кому ни скажу, никто не верит, что мамкой работаю, странно.
— Чего ж тут дивного, дочка, — рассудил дед Василий, — ты подумай, мамка — это значит и постирать, и приготовить, и за больным поухаживать. Поэтому на такое место женщины в возрасте идут, они за свою жизнь всему научились. Ты еще и половины того не знаешь, шо воны забыть успели. Тебя Денис по-родственному взял и мается с тобой, наверное, от мужиков укоры слушает.
— Нет, батя, тут ты ошибаешься. Старателям в бригаде очень даже нравится, как я готовлю. И постирать — долго ли? Помогают они мне все по очереди.
— Ничего, пока жениха найдешь, а муженек не позволит тебе там работать, правда, Семен?
— Я по семейному вопросу небольшой специалист, но думаю, батя, что ты прав, нечего ей в мужском обществе делать.
— Да ты, Семен, оказывается, ревнивый, — рассмеялась Надежда. — Тебе к расставаниям привыкать нужно, ты печник, а значит, часто разъезжать будешь, как суженую одну оставишь? — Она лукаво поглядела на него.
— Ты чего человека дразнишь, — вступился за Семена дед Василий, — люб он тебе, мабуть, да? От ты и раскривлялась.
— Отец, — укоризненно стукнула кулачком по столу Анфиса, — ты что такое говоришь? Не стыдно? Погляди, дочка покраснела от твоих слов. Тысячу раз тебе говорила, чтобы сдерживался. Что на уме, то и на языке. Верно, что простота хуже воровства. И ты, Сема, не обращай на деда внимания. Понравился ты ему, вот он и хочет тебя любыми путями возле себя оставить, и дочки родной не пожалел, в смущение ввел. Вот анчутка чертов.
— Я уже вашей Надежде делал предложение, но она мне отказала, старый, мол, я для нее.
— Да вы что меня сегодня до слез довести хотите? — рассердилась Надежда. — Какие такие предложения, если мы и знаем друг дружку всего несколько дней! Вон батя рассказывал, что он за мамой три года ходил, верно, батя?
— У, трепач старый, — покачала головой Анфиса, — чего это ты наговорил? А ты верь ему больше, дочка. Он ведь, как цыган, околдовал меня, в три дня окрутил и увез из дому. Отец мой так и не простил ему этого до смерти.
— Я ж тебя, Анфиска, в глазах детей хотел повыше поднять, вот, мол, какой она неприступной была. А ты все наши секреты расторохтела, ну так нехай тебе и хуже будет.
Посмеялись, а потом Семен начал собираться. Вышли с дедом на крыльцо.
— Если мне, батя, придется уехать, так ты остальные наши заказы сам выполни. Там дел немного, справишься.
— Надолго, Семен, уезжаешь? Хотя шо тебя спрашивать, все равно правды не скажешь.
— Скоро сам все узнаешь. Если не увидимся, так не поминай лихом, извини, если что не так.
— Ты это брось, хлопче, у меня и так с ночи сердце ноет, то ли к перемене погоды, то ли к неприятностям, господи, пронеси! Хочешь, я Квасова попрошу, шоб вин после всех ваших дел дозволил тебе у нас денек погостевать?
— Там, батя, видно будет. Однако мне в дорожку пора.
— Что, уже выходить время? — спохватился старик. — А я еще ружье не почистил.
— Да ты куда собрался? — удивился Семен.
— Меня, сынок, Квасов по старой памяти на фазанов поохотиться позвал. А я всегда готов старому другу помочь. Ты як же думал, Семка, если я старый, значит, и доверие утерял?