— Да, раньше так было заведено. Но, может быть, за то время, пока я в декрете была, что-нибудь изменили.
— Не беспокойся, это не изменят. В число рабочих техснаба входят и сенокосчики, верно? Работают они километрах в пяти от угодий Ильи-десятника. Понимаешь, к чему я клоню? Не боишься?
— Боюсь.
— Ну и правильно, бояться — дело естественное, главное, виду не показывай, пускай бандиты думают, что тебе море по колено. Через два дня поедешь на покосы техснаба для выдачи зарплаты и продкарточек на вторую половину месяца. А на обратной дороге сделаешь крюк и заедешь к Илье. Как я придумал?
— Хорошо придумали, но вдруг они и меня убьют?
— Ты им, Раечка, только живая нужна. А возчиком на подводе с тобой поедет наш офицер. Он завтра в поселке появится.
Через два дня Раиса Шишкина отправилась в путь.
В телеге на побелевшей от древности кожаной подушке с вожжами в руках покачивался капитан Богачук. В латаных брезентовых штанах, в выпущенной поверх них рубашке и чувяках на босу ногу, он ничем не отличался от рабочих поселка, которым дела нет до внешней красоты или моды, лишь бы было удобно. На пышном ворохе соломы пристроилась Раиса Шишкина, обхватив пухлый портфель с деньгами и продовольственными карточками.
До сенокоса добрались быстро, еще быстрее обмяк портфель кассира, и, сложив ведомости с подписями, Раиса с облегчением вздохнула.
— Ты чего? — поинтересовался Богачук.
— Хорошо, что все выплатила, а то еще чего доброго отобрал бы Гошка портфель, как тогда быть?
— Они столько награбили, что сами тебе могут тысячи дать и не ойкнут.
Свернув на узенькую таежную дорогу, они поехали в сторону реки и вскоре уже были на сенокосных угодьях Ильи Зубровского. Десятник понял Раису с полуслова.
— Ты, девка, подожди здесь, травки летние понюхай, на солнышке погрейся, а я схожу позову кого надо.
Вернулся он минут через сорок и, отозвав Раису в сторонку, сказал:
— Пройдешь по этой тропинке, на опушке тебя приятель ждет.
Увидев стоящего в тени деревьев Гошку, Раиса негромко, но с возмущением сказала ему:
— Что ж ты, Гошка, вместе с моим муженьком наделал? Зачем вы в эту проклятую банду подались?
— Здравствуй, Рая! А ты откуда это знаешь?
— А чего не знать, Афанасий записку оставил: «Уезжаю на „Огонек“, вернусь через неделю с большими деньгами». А бабы по поселку давным-давно языками чешут, что на «Огонек» банда налет сделала. Что ж я, глупая, сообразить не смогу? Вдруг милиция о вас узнает? Затаскают ведь и меня по судам и следствиям.
— Попутал нас черт, Раюша, это верно, но возврату уже нет. Вы теперь с Афонькой богатеи! Ни в чем нужды знать не будешь, Раюша.
— А сколько моих нервов, сколько слез стоит это ваше богатство, вы не подумали?
— Афонька всем привет передает. Велел сказать, что скучает по тебе и хочет скорее увидеть маленького, — честно глядя в глаза, врал Гошка. — Мы отряд на две части пока разделили. Одни, вместе с твоим Афонькой, в тайге возле Чертова Улова ждут, а нам нужно на всех продуктов побольше запастись и документиков раздобыть. Твой мужик велел сразу же к тебе обратиться. У нее, говорит, продуктов за золото можно сколько угодно купить, был бы песочек.
— Купить можно, да кто золото сдавать будет? Кто продукты увезет? Сколько вас, много ли понадобится?
— Здесь четверо да в тайге ждет шесть человек.
— Сколько же вы прятаться собираетесь? Если оставшуюся жизнь в зимовьюшках просидеть, так и золоту не обрадуешься.
— Афанасий сказал, что как только подходящие документы раздобудешь, так он уедет куда-нибудь в Хабаровский край, а потом и тебя следом вызовет. Да чего это мы на бегу с тобой говорим? Давай метров двести с тобой пройдем, там нас ребята ждут. Перекусим, по сто граммов выпьем и обсудим все. Илья сказывал, что с тобой возчик, кто таков?
— Из новеньких он, откуда-то с Колымы к нам забрел. Я ему сказала, что Илья меня отведет к бабке-знахарке, после родов будто бы оклематься не могу.
Они сошли с тропинки и, пройдя немного по подлеску, оказались возле заросшего оврага, по дну которого тек слабенький ручеек, извиваясь между густыми зелеными зарослями мха. Потом из-за куста поднялся Ефим, махнул рукой — проходите, а сам снова исчез, присматриваясь, нет ли за ними нежелательного глаза. Когда вышли к костру, Семеныч и Сан Саныч уже приготовились к встрече гостьи. На куске брезента была выложена нехитрая снедь, пенясь и фыркая, поджаривалась на углях конина.
— Какая очаровательная гостья к нам пожаловала, — вскочил Сан Саныч, и окружающим показалось даже, что он пытался шаркнуть ножкой. — В кои веки увидеть миленькую женщину, — не унимался он, как будто был где-то на балу или офицерской вечеринке с дамами.