Владимир Савенков
Живой товар: Москва — Лос-Анжелес
1
Крыши Лас-Вегаса плавились, и казалось 110–120° по Фаренгейту для этого лета не предел. Лак на машинах горел. Брызги, поднятые детьми над бассейном, испарялись, не успевая вернуться в ленивую волну. В отелях и казино, однако, круглые сутки бесшумно работали мощные кондиционеры, все и вся одаривая прохладой — в пору было надевать пиджаки. С заходом солнца духота на улицах не спадала, совсем рядом в гигантской пустыне тяжело вздыхали, ворочаясь в темноте, пески Невады. Слабые ветры слизывали с них жар и умирали, обожженные, на прокаленных зноем мостовых и тротуарах города. Перед рассветом негры в униформах обильно поливали эти тротуары водой из шлангов, но и мокрый асфальт держал тепло до утра.
Где-то к середине второй недели в Лас-Вегасе Барт почувствовал, что отдых начинает изматывать. Праздник терял очарование, превращаясь в обыденность, в принудительный ритуал. В кафе и среди прохожих, скапливающихся под светофорами возле «Ривьеры», появлялись смутно узнаваемые лица. Скромная полуденная тень от сосен и пальм, высаженных над бассейнами, во внутренних двориках отелей, теперь притягивала сильнее, чем наэлектризованный воздух залов с тотализатором и громадными телеэкранами, зажигающимися тотчас, как только на ипподромах Лондона, Парижа или Сиднея объявляли первый заезд. Рулетка раздражала своей непредсказуемостью, многочасовая слежка за цифрами на шарах индейского лото попросту утомляла. Блеск игорной столицы стал восприниматься как должное. Огни рекламы, текущей по фасадам ночных небоскребов, примелькавшись, вдруг зажили какой-то своей, отдельной от рекламных текстов жизнью. За ночью порой следовала ночь, а за днем день, и, когда их естественное чередование нарушалось, это рождало весьма неприятное ощущение — город «давил на психику», околдовывал, навязывал ритм и волю. Были моменты, Барт двигался, как под гипнозом: что-то покупал, куда-то спешил, где-то задерживался, как бы против своего желания. Наступала апатия. Если что и спасало еще от нее, то лишь сильнодействующие средства — карты на зеленом сукне и протяжные блюзы в крошечных ресторанчиках, пропитанных ароматами кофе и тропической листвы.
Барт часто звонил жене, обещая вернуться домой «вот-вот». Андрей тоже был не прочь сменить обстановку. Едем, соглашался он. По мне, хоть завтра. Останавливало одно — такая скользкая, такая капризная прежде карта неожиданно «подобрела» и, что называется, «пошла». Раскрытые чемоданы (только рубашки в них покидать и захлопнуть) ждали своего часа на ковре в номере. Отъезд в Сан-Луис-Обиспо откладывался со дня на день, но дилеры словно договорились не отпускать приятелей — Андрей теперь точно знал, где «его» столы, а Барт, полностью отыгравшись, уже надеялся возместить себе и гостиничные расходы. На выпивку они почти не тратились. Они играли в «Блэк Джек», а тем, кто играет в «Блэк Джек», голоногие официантки приносят, как известно, любые коктейли и пиво бесплатно. Когда перед Андреем вырастали башенки-столбцы круглых «чипе» заработанных жетонов, официанткам перепадало «на чай», доллар-полтора за коктейль и улыбку. Дилеры, приносящие удачу, получали от Андрея куда больше русскому нравилось подкармливать американцев.
Долго так продолжаться, конечно же, не могло. Старый «Понтиак» Барта покрылся пылью, но машину не мыли, не было смысла гнать ее на мойку — впереди лежала пустыня и дыбились горы. Андрей уже бросил, прощаясь с Лас-Вегасом, монетку в водопад подсвеченного прожекторами фонтана. Над водопадом по ночам бушевал искусственный вулкан. Кратер взрывался каждые четверть часа — было слышно, как шумит на сумасшедшем ветру ало-черное пламя, грохочет обвал, лопаются камни и волдыри лавы. Вскоре, правда, зарево меркло, гул стихал и опять становились легко различимы возгласы туристов, зачехляющих фотоаппараты и кинокамеры, шелест шин и мелодия срывающейся с отвесной скалы воды.
Барт и Андрей жили в «Ривьере» в маленьком двухместном (около ста долларов в сутки) номерке. Просыпались поздно и порознь, принимали душ, брились, слушая новости или музыку, обменивались друг с другом информацией — чем закончился день (ночь). Завтракали «когда где», нередко в том же отеле, на первом этаже в угловой забегаловке. Здесь обычно довольствовались апельсиновым соком, кофе и булочками с ветчиной или джемом.
— Ты удивишься, Андрей, — сказал однажды Барт, подливая себе в чашку горячий кофе, — но ты в Лас-Вегасе не единственный русский.
— Прекрасно, — кивнул Андрей. — Растет благосостояние моего народа.
— Пока ты спал, — покачал головой Барт, — радио Лас-Вегаса передало, что разорился Русский цирк. Начал гастроли по США и разорился. У них описано все имущество. Отобраны костюмы, декорации, даже звери. В счет долга. Москва не шлет деньги, и вряд ли все это удастся выкупить.