- Защитили?
- Нет. Только обсудили и одобрили. Я была за шаг до защиты, но возник сложный конгломерат проблем. У меня было двое маленьких детей, а руководительница была фанатиком работы и она была не довольна, что я там буду не до 11 ночи. С другой стороны, меня уже писать тянуло… Так и вышло. Теперь-то я думаю, что я бы была ученым плохим. У меня нет логического мышления – чего бы я там делала? Но неважно. Главное, были потрясающе яркие записи. Там так говорили студентам-мальчикам: «Ой, идите к ним, у них в семье – одни девки, как шипишный куст» .То есть цветущий куст шиповника. Или: «Живот на живот, и все заживет». Там, кстати, был очень силен тот самый народно-смеховой элемент. Карнавал. Святки. Эти яркие выражения чрезвычайно меня привлекали, и я хотела их исследовать с психолингвистической стороны.
- А как вы туда добирались, в Акчим?
- Это от Перми очень далеко. Надо ехать до Соликамска поездом, потом – местным самолетом, потом – автобусом, и еще долго пешком. Дорог нет. Одна из последних деревень на Севере. С тех пор прошло больше тридцати лет, а словарь, который мы готовили, все еще делается. Это трудное дело. Говор, хотя и законсервированный, и надо максимально выявить запас слов. Надо много ездить и, соответственно, много денег… А их нет.
- Вечная проблема: а денег нет! Давайте о менее грустном. Какой должна быть первая фраза хорошей прозаической вещи?
- Первая фраза должна заманить читателя. У меня была целая коробка первых фраз. Это была коробка из-под индийского чая, но я ее потеряла… У меня так много коробок (из-под обуви, из-под чая) - они мне заменяли файлы, пока не было компьютера. «Мусор». «Юмор». «Сны». Они и сейчас остаются – я без них не могу. Разрезаю, раскладываю, склеиваю… Столько записей – ужас. Коробки, сумки, чемоданы. Меня порой беспокоит, что я не справляюсь с этим объемом. И ту коробку с первыми фразами я совсем потеряла во время ремонта. Потеряла – и никогда больше не нашла. А как говорил наш преподаватель старославянского: «Плохой карандаш лучше хорошей памяти»… Короче, я завела новую коробку с первыми фразами: они мне все время нужны.
- Например?
- Любая моя первая фраза взята из этой коробки. Роман «Нельзя. Можно. Нельзя» начинается так: «Незабудковые, малиновые, желтые…» - это о стеклах. Я ее задолго до романа сконструировала. Мне нужны были цвета, которые зрительно представимы. Незабудки – цветы, малина – ягоды… Пришло время автобиографического романа, и фраза пригодилась. Роман долго лежал в виде записей, потом разложила его по персонажам, дети – отдельно… Муж. Друзья. Многое не использовано. Потом еще напишу чистые мемуары. Хотя чистых не бывает. Уже сам выбор и отбор фактов предполагает художественное смещение. Монтаж – вещь особая. Ритм самой фразы. Ничего до конца документального в искусстве нет.
- Нина, закончим беседу стандартным вопросом: над чем вы сейчас работаете?
- Примерно пять рассказов - в работе. Один – в соавторстве, четыре – лично моих .Два выйдут, два, наверно, не выйдут, один будет общий. Еще пишу повесть о трудных детях. Это пересеклось с тем, что мы параллельно набиваем на компьютере «Роман воспитания», чтобы была электронная версия. Вдруг найдется издатель? Он печатался только в «Новом мире» сокращенно, в двух номерах. Слава набивает, а я правлю. Кое-какие детали устарели – выбрасываем. И атмосфера счастья снова хлынула… Дети, когда они, маленькие, талантливые! И хочется написать что-то такое еще, но на новом витке.
Я ведь работаю – учу писать маслом (пальцем) трудных детей. Помните, я рассказывала, что ночью не спала и думала, какая я счастливая! Все было: и родители, и дети. Только у меня нет учеников. Впрочем, мне пишут молодые писатели и присылают свои вещи. Все хорошие, но – поверите! – я их не отличаю одну от другой. Все – от Набокова, все интересные… А вот трудные дети, там как раз каждый – индивидуальность. Когда я начинала туда ходить, то не знала, что мне самой это будет нужно. Теперь вижу: нужно. Я хотела им что-то дать, а теперь вижу, что и сама многое получаю.
Я хожу к ним то три раза в неделю, то раз в месяц. Воспитательница звонит: надо! Они каждый пишут по-своему. Мы всегда начинаем с автопортрета. Я приношу кисточку. Вот, говорю, беличья кисточка, попробуйте, как она ласкает вашу кожу. Так же нежно ласкайте холст. Посмотрите в зеркало. Ты – единственный в мире, больше такого нет. Постарайтесь передать неповторимость – это самое главное в искусстве. Если вам грустно, сделайте себя грустными, если веселые, то веселыми. Если вы считаете, что вы очень красивы, передайте это. Если добрые… В общем, что хотите! Старайтесь ничего не приглаживать, пусть волоски торчат. Пусть будут как можно больше несимметричного. А в конце занятий идут более сложные уроки. И абстракционизм я им дала: сердце, вписанное в треугольник, а треугольник – в круг, а круг – в квадрат. А в сердце – у кого яблоко, у кого мама, у кого улыбка, у кого конфета, у кого книжка, у кого что. Один говорит: «А если черви в сердце?» Я так растерялась! «Знаешь, - говорю, - Славик, это бывает. Ты не сосредотачивайся на червях…» Так вот и занимаемся.