Первый снег (с церковью) немного странен и модернистский: небо в неплавных линиях-разводах заката… но вроде, неплохо.
Некоторые так милы моему сердцу - так жалко их отдавать, что Слава вздыхает:
- Когда-нибудь будет успех, а ты жалеешь… Представители музея Метрополитен будут
мне подмигивать, и я тебя начну отвлеккть: «Нина, правнучка звонит, в гости зовет». Ты побежишь к телефону, а я представителям картины торопливо вручаю!
- Денег у нас не будет, - привычно отвечаю.
- Не будет. А будут денжищи!
Вчера звонил И. К., знаменитый культуролог, а некогда – друг юности. Он давно в столице. Приехал в Пермь на форум. Я спросила:
- ты, что ли, записал в своей книге нас в постмодернисты? Или в блогах не так тебя поняли?
- Вы несомненно постмодернисты, я так считаю.
Хоть горшком назовите - лишь бы читали.
- Слышишь? – спросил Слава.
- Что?
- Главное – любовь, сказал вампир в фильме ужасов.
...
Дык... Н.Горланова
(памяти Мити Долматова)
Обозначим эпоху. На днях я шла на междусобой¬чик к подруге Лине, но по пути зашла в дом бывшего друга - ныне богатого бизнесмена - занять денег. Денег мне дали немного, но еще подарили четвертинку арбуза и кисть винограда (детям). Когда я вошла в дом Лины, рассказала ей о жизни богатого бизнесмена, она заметила: мы опять чужие на их празднике жизни. А надо сказать, что во времена застоя, когда 1 мая за окном шумела демонстрация и по ТВ тоже шумела демонстрация, мы так обычно говорили: чужие на их празднике жизни... И вот - снова чужие. Нечужими на празднике жизни интеллигенция и мы были только во времена горбачевской перестройки, когда нужно было бороться с пережитками коммунизма, но еще не было ясно, кто кого... Вот во время этих блаженных лет и протекало мое знакомство с Митей Долматовым. Мы познакомились новым, возникшим в эту эпоху спосо-бом, - по объявлению. А объявление дал Митя. Он пове¬сил его на двери касс кинотеатра (кажется, “России”). Ко мне в гости пришел Толя Краев и сказал: списал для тебя вот адресок - тут какие-то авангар¬дис¬ты приглашают журнал организовать. А надо сказать, что в этот день я как раз получила отказ из “Знамени” - рассказ “Старики” о придворных революционерах-”вспоминателях” Ленина - ”Знамя” мне все же вернуло. Сначала взяли, а потом написали: нет, он все же слишком острый для нас. Я еще бегала по квартире и замирала в безумной ленинской позе (памятники ведь не только его отливали, но и наши движения - надиктовали тоже): “Ну вот и перестройка - острый для них, видите ли, рассказ!..” И тут же послала его Мите Долматову. Вскоре Митя пришел, представился, вернул мне рассказ и сказал, что для них он слишком банален!!!
Так сразу обозначилась разница между моим поколением и Митиным: для них банальным оказалось то, что для “Знамени” еще казалось слишком острым. А я, значит, где-то посередине мыкалась - не сладко, конечно, но что делать?! Стали мы делать то, что умели - разговаривать. О книгах, конечно. И я тут же попыталась подарить Мите несколько новых вещей (возможно, Ходасевича, не помню точно). Но подарки не прилипали к нему. В этом был какой-то фокус - я и то, и другое предлагала, нахваливала, а все равно собственность словно отскакивала от Мити, точнее, от его поколения (потом то же было и с его друзьями -книги уже не были для этих мальчиков ценностью в виде собственности, как для нас). А надо сказать, что кроме дарения книг, я ничего не умею, то есть умею еще только одно - смотреть. И стала я смотреть на Митю.
Как он сидел? Он сидел совершенно не так, как сидят мои друзья! Говорят, что раскованно сидят иностранцы, американцы вообще любят ноги на стол положить. Но Митя сидел раскованно не так, как иностранцы! Локти, как крылья, он заводил за спину, а ноги поджимал по очереди под себя, как йоги делают. Но и на йога Митя не походил при этом. На кого же? На самого себя и только! На свои стихи, конечно, вот на что это было похоже!.. Его стихи запоминались с первого прочтения, а кто еще может похвастаться таким отличительным качеством, а?!