- Пришли три танка, понюхали и ушли прочь.
Я подарила Шмидтам две новых рыбки, Таня сразу их повесила в коридоре. Вообще, у нее висит более 20 моих картин. Слава припал к ранней ню и сказал:
- Нина, пора возвращаться к кисточкам.
Я:
- У Пикассо есть есть треугольные груши, а у Шмидтов на тарелках – треугольные розы.
Нам подарили израильскую декоративную тарелочку с мозаикой рыб из катакомбного храма (?). Недавно мы видели этот храм по ХИСТОРИ, и у меня замирало сердце.
- С одной стороны, я полюбила эту тарелочку, а с другой – против собирания прекрасного, потому что умирать жалко.
Слава:
- Если нам повезет, мы ТАМ увидим еще и не такую красоту.
На прощание Слава сказал:
- Таня, Игорь! Как вы прекрасны! Вы еще дымитесь веществом Израиля, не все израильские атомы покинули вас. А может, не атомы, а даже бозоны.
- Ты продолжаешь меня удивлять, - сказала я.
- Птеродактилек мой! – с коньячной нежностью ответил муж.
Взяли у Шмидтов почитать «Таинственное пламя» Умберто Эко и журналы.
По дороге домой мы с Андрейчиковыми вдруг стали обсуждать (не помню перехода), почему сейчас нет Достоевских. Слава сказал:
- Давайте откроем фирму. Там будет слоган: «Готовим Достоевских. Гарантируем прекращение расстрела за секунду до залпа!»
Тут мы доехали, и фуга прекратилась. Сережа сказал, что наступила зима, а это время встреч.
Сегодня с утра ходила к стоматологу. Подарила ей очередную картину, на этот раз ангела. купила 10 холстов на картоне.
Потом заехала за посылкой от Кирочки. Шесть фэнтези !
Слава вчера вечером сказал: завтра закончим рассказ! А я сегодня не могла встать… но в 12 часов он строго предложил:
- Диктуй, лежа!
И я стала работать с ним, и мы закончили рассказ! Хотя по нему нужно еще пару раз пройтись, но это уже счастье. И от счастья я встала и напечатала немного записей.
Сегодня не спала. Под утро я задремала и видела во сне, что мы разводим гусениц шелкопряда. Их нитями мы сшиваем что-то обыкновенное в волшебное (может, жизнь в рассказы?). Я во сне удивляюсь, что мы додумались до такого…
На днях звонил внук 2 лет. Он подробно и долго рассказывал, как его поразил снег:
- Белый! Везде! А как его рисовать – он же белый?
Он в первый раз в жизни сознательно видел снегопад. Когда все рассказал, потребовал:
- Позови дедушку!
И дедушке тоже все разъяснил про снег.
ОБНИМАЙТЕ МАЛЫШЕЙ ПОД ЛЮБЫМ ПРЕДЛОГОМ,ВЕДЬ ОТ МАЛЕНЬКИХ ДЕТЕЙ ЕЩЕ ПАХНЕТ БОГОМ, ТИХО НОСИКОМ СОПИТ МАМУ ОБНИМАЯ,ВОТ ОН РЯДЫШКОМ ЛЕЖИТ МОЙ КУСОЧЕК РАЯ! (скопировала в блоге Маши Цыбиной).
Еще: Золото не то, что блестит, а то, что бегает, смеется и переворачивает всё вверх дном..
Лина прислала письмо на 12 страницах – очень интересно о Цветаевских конференциях. Все еще находят черновики Марининых писем - глубоко их анализируют. А Маша пишет, что в зарубежных архивах столько материалов о Булгакове, что хватит еще на сто лет. Видимо, не погибнет литература.
Во сне видела Анну Каренину, только она блондинка и в белых грубых перчатках… отголоски того, что пытались смотреть Каренину с Софи Марсо, но так плохо, что выключили…
… вчера написала мраморную рыбу на грунтованном холсте на картоне… Слава:
- Так это рыба? А я думал, что это за мистические буквы!
Вывешу на минуточку отрывок из письма о конференции, об Ариадне Эфрон... невозможно удержаться - какие люди!
- …как многим он помогал, как самые разные люди благодарно и восхищённо вспоминали о нём: «Александр Осипович Гавронский! Мой первый и главный Учитель! Все, что так щедро дарил этот человек, я не успевала вобрать. Возвращаясь после отбоя в барак, брала в руки огрызок карандаша и обрывки не всегда годной для письма бумаги, чтобы продолжать разговор с Александром Осиповичем. На следующий день я получала таким же образом написанные ответы. Многие годы письма Александра Осиповича оставались для меня главной поддержкой в жизни».
Это – из воспоминаний Тамары Петкевич. (Они есть в интернете). И ещё оттуда: «Я благоговела перед этим человеком. Ему это было не внове. К нему тянулись многие. Даже те, кто страшился его сарказма, умения едко язвить. В рабочем бараке все стремились задержаться допоздна. Одни надеялись на партию шахмат, другие — просто поговорить. Я жаждала слушать его. Он пересказывал детали игры Моисси в роли Освальда в «Привидениях» Ибсена, считал его великим, описывал рождение танца у Айседоры Дункан, чему был свидетелем, так умел увести из зоны в мхатовский «Вишневый сад», что терялось представление о местонахождении».