Но тут собеседники мои начинают ругаться всякими учёными словами. Это видать, меня предупреждают, как масоны Моцарта — не болтай, Владимир Сергеевич, о тайнах, не дуди в волшебную флейту где ни попадя, не шляйся по ночам, а то придёт Папа Гена и прекратит дни твоих блужданий, пресечёт углекислый выброс, прикроет зенки лакановские и наступит тебе Владимир Сергеевич, полная деррида.
21 февраля 2002
История о большой жратве (начало)
Сейчас начну жрать. И никто не сможет меня остановить. Ночь на дворе. Все спят.
21 февраля 2002
История о большой жратве (окончание)
Всё съел. Ушёл спать.
21 февраля 2002
История про большое и маленькое
Репознакомился с одним нравящимся мне человеком. Видались мы с ним несколько раз на каких-то странных мероприятиях. А тут я научил его, как воспользоваться завтраком похмельных и спящих. Редкий случай, когда сразу начинаешь говорить с человеком на одном языке.
При этом я вспомнил, как несколько лет назад мы встретились с ним на каком-то комтеке. Несколько оболтусов хвастались там размерами своих мобильных телефонов. Он, помнится, вынул тогда девайс размером со старую "Моторолу". Такими телефонами в начале девяностых дрались в барах, будто кистенями, выдвинув предварительно антенну.
Так вот он достал его под глумливыми взглядами оболтусов и раскрыл. Оказалось, что это коммуникатор NOKIA — новинка по тем временам.
Тогда мой знакомец был, кажется, радикально рыжего цвета.
22 февраля 2002
История о дождях
Я тоже, давным-давно написал историю про дожди. Хотя это была обманная история — она была не про дождь, а про желание быть Гулливером. Но обо всём по порядку.
Дожди в горах совсем не то, что в городе. Ты ближе к небу, и иногда видишь облака внизу. Дождь не капает, капли не успевают разогнаться, покидая тучу. Этот горный дождь окружает тебя — справа и слева, он заходит снизу, всё мешается — пот и вода.
Однажды дождь шёл весь день, и весь день нужно было идти по скользким камням. Вода смыла снег, проникла всюду, а, главное, быстро намочила спину. И это было очень хорошо, потому что самое главное — перестать чувствовать отдельные капли.
Но к вечеру, вернее к сумеркам похолодало.
Огня не разведёшь, и каждая веточка была в аккуратном чехольчике изо льда. Угрюмо было и сыро, будто внутри кадра из старой хроники, где мёрзнут американские солдаты в Арденнском лесу.
Мы устраивались в сырых норах, и на всё это падал, кружился горный снег. Небо было неотличимо от склона, а чёрная нитка от белой…
Я по привычке выпростал руки наружу и заснул. Проснулся я от того, что не мог повернуться. Легонько повёл руками, и почувствовал, что стал похож на Гулливера, попавшегося в плен к лилипутам. Это сравнение пришло позже, через несколько лет, а тогда я был просто животным, спящим в горах. Мыслей не было, не было сравнений, не было ничего. Накативший страх был тоже животным. Я дёрнулся ещё раз как пойманный зверёк, суетно, совсем непохоже на Гулливера, и понял, наконец, в чём дело. Ночь холодна перед рассветом. Дождь, окружавший меня, превратился в лёд. Рукава бушлата примёрзли к земле.
И я ещё раз резко дёрнулся, освобождаясь от этих лилипутских верёвок. Не было ничего — кроме дождя, который снова начинался — как предчувствие восхода.
Осталось ещё, сухим-несухим остатком, желание быть Гулливером.
23 февраля 2002
История про частный извоз
Есть у меня знакомая, отношения с которой омрачены довольно утомительными обоюдными признаниями в платонической любви. И хоть этим они меня изрядно раздражают, я продолжаю коллекционировать чужие истории.