Чувствовался и запах свежего сена, и напоенный солнцем воздух, и бодрая радость здорового труда. Невольно хотелось вздохнуть поглубже, весело улыбаться.
Успех был огромный. Весь полумиллионный тираж номера разошелся целиком; припечатали еще двести тысяч, и те разошлись целиком.
Номер стоил двадцать копеек, — за двадцать копеек читатель получил высочайшее наслаждение, за которое не жалко было бы заплатить даже рубль.
Все были очень довольны.
И вдруг… вдруг в газетах появились негодующие письма знатоков литературы.
Знатоки сообщили, что якобы до сих пор неопубликованная глава эта неизменно печатается во всех изданиях «Анны Карениной», начиная с первого появления романа в журнале «Русский вестник», и в любом из изданий читатель может прочесть эту главу.
Негодование и возмущение было всеобщее. Да не может быть! Дойти до такого надувательства!
Но справились: верно. Слово в слово. Стоило платить двадцать копеек!
И тогда всем показалось, что они никакого удовольствия от прочитанного не испытали и только даром затратили двугривенный».".
Это первый рассказ из вересаевского цикла "Выдуманные рассказы", и если кому интересно, напечатан во втором томе "Избранного".
Вересаев В. Избранное в двух томах. Том второй. Рассказы. — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1959. Сс. 614-15.
Толстой Л.Н. Война и мир: роман / Лев Николаевич Толстой; [автор предисл. И. Захаров]. — М.: «Захаров», 2007. — 800 с. 5000 экз. ISBN 978-5-8159-0748-5
Извините, если кого обидел.
01 февраля 2008
История про отзвеневшую струну
У меня сложное отношение к прошлому.
Моё прошлое мне очень интересно. В нём много интересного.
К тому же я давно занимаюсь придумыванием историй, и многие из них — истории о случившемся давно. Поэтому прошлое похоже на вязанки дров, которые тащат из леса.
Потом я сую эти дрова в печь.
С другой стороны, прожить заново я бы ничего не хотел. Кроме, наверное, нескольких случаев с людьми, которых я сильно обидел.
А недавно я вспоминал знаменитый Двадцать пятый слёт КСП — последний перед долгой паузой. Это ведь больше двадцати лет назад было — я помню какой я оттуда приехал. Да собственно, ничего там не было по нынешним временам особенного, кроме того, что там как-то яростно пили. Пили, как в час перед концом — я не историк Движения, но как мне говорили официальные комсомольские лидеры получили инструкцию, что на слёте не должно быть трёх "П": Польши, Подорожания и политики. Но все три "П" присутствовали, и все начали пить загодя — и вот следующий слёт произошёл лет через пять, уже при Перестройке.
Но тогда на меня больше впечатление произвело пьянство — потому как потом то, да сё, да потом зазвенел горбачёвский указ, и эти бездны распиваемого прилюдно алкоголя в моей жизни, наверное, так больше и не повторились.
Впрочем, всё это лишь вариации на тему "Кто в молодости не был левым, у того нет сердца, кто потом не поправел, у того нет мозгов". Вернись я в 1978, то попробовал бы снова — как же без этого опыта.
Я ведь переболел авторской песней как корью, в очень тяжёлой форме, но с крепким последующим иммунитетом. А тогда, в восьмидесятом и восемьдесят втором, я делал стойку даже на Максима Кусургашева, который в пять часов на радиостанции "Юность" вёл передачу "Песни на просеках". Было тогда такое услоное понятие «Песни строителей БАМа», то есть Байкало-Амурской магистрали — ну и не менее условное понятие "строители БАМа", ведь его строить начали ещё до войны, и строители в бушлатах пили что-то своё.
Потом его строили желдорстройбаты, зеки, комсомольские бригады и шабашники. Много его кто строил. Даже я, прокатившись (ещё до того, как Северомуйский тоннель укоротили) несколько удивился тому, что там творилось.
Но на радиостанции "Юность" не лохи работали — и у них была квота на какого-нибудь Егорова вкупе с Городницким. И видал я потом много людей, у которых «А на левой груди профиль Сухарева, а на правой — Высоцкий в анфас….». И вот сколько песен и стульев повалено…
Я, кстати, понимаю, что веду себя сейчас как слон в посудной лавке человеческих чувств. Слон этот прыгает, нервно улыбаясь — потому что знает, что любой, буквально любой его шаг повалит фарфор с полок. То есть, если ты не хочешь произвести на свет осознанный реверанс, погладить по шерсти воспоминаний — жди беды.