И блеяньем о том, что никого не хотел обидеть, не обойдёшься. Делать нечего — хочешь разобраться — двигайся, упоминай дорогие кому-то имена.
Например, в прошлом году я слушал унылого Клячкина, с его унылым Бродским, с какими-то беспомощными и беззащитными вставками между песнями, когда он рассказывает не то о дочке, не то о внучке, все эти модуляции, игра голосом — и приходил в ужас.
От Кукина я приходил в меньший ужас, и даже Турьянский меня не пугал: какая там беззащитность: он вообще был для меня человеком, что выходил на сцену и показывал публике палец. И публика радостно ржала, стуча копытами. Ха-ха-ха, магнетометр! Бутерброд с красной и чёрной икрой!
Ланцберг — давно казался Гришковцом, который берёт неумелые акорды на гитаре, аккомпанируя своему бормотанию. «Тоскливый Ланцберг виляет задом, а я на хвост на его плюю» — как пели в никому теперь непонятной пародии.
А уж Сергеев — вполне адекватен передаче «Аншлаг», и тем более я не любил тягучие сопли его военной песни, с ложным пафосом поздних советских фильмов и тех мероприятий с ряжеными в плащ-палатки и каски.
Визбор, славный Визбор требовал особого разговора — про Визбора я бы сказал обязательно. Но лучше бы, конечно, если бы я написал это за деньги. Это была бы хорошая точка в разговоре о сентиментальности: потому что у меня к Визбору удивительно полярное отношение. С одной стороны, я его очень люблю как часть моей жизни — а с другой стороны считаю большую часть его текстов ужасной пошлостью. И не "Солнышко лесное", пошлое именно сейчас, оттого, что оно "запето", а тексты, которые были ужасны в момент своего написания — не только стихи, но и ужасные пьесы типа "Берёзовой ветки", etc.
А ведь это был именно "Хороший Человек с Гитарой" — так он мне представлялся тогда. И сейчас я вспомнил, что он катался на горных лыжах под Москвой, и весь склон кричал ему:
— Давай, партайгеноссе, давай!
Дело было сразу после выхода фильма "Семнадцать мгновений весны".
Меня уже тогда пугала какая-то ужасная вторичность: вроде "лучший физик среди бардов, лучший бард среди физиков". Я, кстати, вполне нормально отношусь к комплексным явлениям — типа 40 % ностальгии + 40 % обаяния + 20 % высокой поэзии.
Но именно что интересно попытаться понять этот сплав. А может, всё и сплавное канет в Лету — как бывают тупиковые пути искусства, в которых социальный фактор перевешивает: например, искусство составления акробатических пирамид и прочих фигур, что было так популярно в двадцатые. Что мы о нём теперь знаем? Но тогда я не строил сложных философских конструкций — мне просто хотелось нормального счёта. Пуристического. Без скидок. Сделанного из гамбургского сыра.
Ну я и стал потреблять поэзию в чистом виде.
А теперь эти имена стёрты и говорят что-то лишь адептам.
Звук тех струн хрупок, как фарфор в горке, бьющийся с особым звоном. И дело не в том, майссенский он или нет, а в том, что именно "Дулёво, II сорт" формировало память поколений.
Это часть истории человека, причём часть истории в том возрасте, когда есть особый спрос на ностальгию.
Я вот тут дискутировал о Высоцком, так столько получил комментариев, полный веры, боли и любви к нему, что и сказать не могу.
Так что я знаю масштаб реальных обид.
Это ведь не обряд на три буквы вспоминают люди, а себя в счастье и беспримесной радости. Я давно уже понял, что КСП это не собственно занятие, а что-то вроде веры. Это слово-пароль, это слово-символ. Ну, и я не Аман для этого народа.
Однако, чем выше градус преклонения в прошлом, тем выше иммунитет: ситуация похожа на корь — если переболеть, то антитела к этому занятию остаются на всю жизнь.
Итак, иммунитет мой окреп, и недавно я прогулялся на какой-то гитарный слёт.
Но нет, донорская жопа отторгла чукчу.
Извините, если кого обидел.
03 февраля 2008
История про спам
В качестве комментария к посту о драматургических правилах в биографии пришёл комментарий-спам "Проститутки Донецка интим".
За морем — телушка-полушка.
Извините, если кого обидел.
03 февраля 2008
История про статитстику
Я вот хотел посоветоваться.
Дело в том, что в недавних разговорах о Высоцком (которого сравнивали с Пушкиным) я довольно лихо заметил, что в отличие от Пушкина, к Высоцкому сейчас резкий спад интереса. Если к Пушкину он посмертно (по разным причинам) наращивался год от года, то к Высоцкому (по совершенно другим) стремительно падает.