Три. Сейчас как-то принято считать, что книги ничему не учат. Может, их просто стало много. А вот в моё время говорили иначе, говорили "В книжках дурному не научат, плохого не скажут, гадости не напечатают". Была такая книжка, случайным образом попавшая в мою жизнь, что я вынул из кучи других книг, предназначенных в макулатуру. Эти книги были списаны из университетской библиотеки, и, собственно, она и называлась: "В. Г. Архангельский и В. А. Кондратьев. Студенту об организации труда и быта". В этой книжке, которая может быть предоставлена любому желающему студенту для сверки своего быта и труда с образцом, было много чего интересного. Был там и фантастический распорядок жизни, и расписанные по таблицам калории, и комната общежития с крахмальной скатертью и ребристым графином.
Там был распорядок угрюмой жизни страны с запоздалым сексуальным развитием. Однако была там, нет, не глава, а абзац, про то, что называется это.
Самое главное, что в этой книге на странице девяносто пятой значилось: "Можно считать, что лучшим периодом для начала половой жизни является время окончания вуза".
А вот не ха-ха-ха, а я так и сделал.
Четыре. Последний раз я был в парикмахерской в 1986 году. После этого я долго ходил с длинными волосами, забранными сзади в хвост.
Зато потом, как в молодости, снова стал брить голову.
Брею голову я каждый день и испытываю от этого особое удовольствие.
Пять. Я курю трубку. Это выражение довольно дурацкое — надо говорить, наверное, "курю трубки", но это тоже как-то неловко. Я написал довольно много текстов о табакокурении, но должен признаться, что днями я не в англицком клубе сижу, медленно священнодействуя, а часто лезу в кубок пальцем, часто набиваю наполовину, таскаю в карманах, иногда забываю мешочки и подставки — в общем, отношусь потребительски. Правда, в англицких клобах я мимикрирую. Мешочки и подставки с тамперами для таких случаев у меня есть, а равно как расслабленное выражение лица.
Кстати, у меня была фёдоровская трубка. Фёдоровская трубка — это тогда было сильно. Я купил её за сорок рублей в городе Ленинграде, в одной квартире на Васильевском острове. При этом сорок рублей был не хуй собачачий, а моя месячная стипендия. На улице реял кумачом прошлый строй — в общем, это были большие деньги. Продавец действительно знал Фёдорова, которого к тому моменту прославил Юрий Рост, и продавцу я доверял. К тому же он тыкал пальцем в клеймо, латинскую "F", и говорил, что на три такие буквы не хватит и профессорской зарплаты, а у меня буква одна, но как раз — по чину и деньгам. Меня просто разводили, и это я хорошо понимал своими студенческими мозгами. Но это была фёдоровская трубка, вот в чём дело — символ, а не предмет.
Её украли в год падения Советской власти, тем же летом. Какие-то мальчишки залезли в квартиру, где я жил временно, и стащили ящик с трубками (остальные были польские, дешёвые и неважные) и банку со старыми, но не старинными монетами.
Шесть. Я не брезгую и сигарами и, в общем, представляю себе все, связанные с ними ритуалы (Редактор в одном журнале пыталась исправить в моей статье "антикварный хумидор" на "антикварный луидор"). Однако, я скуриваю сигару до конца — и по этому поводу есть история. Я как-то пришёл в сигарный клуб (на какой-то праздник), и ко мне обратился один человек — я сразу обратил внимание на его русский язык. Так часто бывает, когда человек долго живёт в стране и старается говорить чересчур правильно.
— Позвольте, — говорит. — Как интересно вы сделали, засунули окурок сигары в трубку…
— А что, — отвечаю, — собстнна, такого? (Надо сказать, что я помню кубинские сигары в Москве, когда они стоили не то шестьдесят, не то восемьдесят копеек и были какой-то безумной роскошью. Как я теперь понимаю, они по невостребованности лежали месяцами под стеклом, и, пересушенные, создавали странное представление о сигарах вообще. Но некоторые люди, чтобы не пропадал драгоценный окурок, держали его спичками, а иные втыкали в него зубочистку (Впрочем, зубочистка тоже была редкостью. Ну а я смекнул, в чём радость трубочника — и вовсю пользовался прибором двойного назначения).
— Да нет, ничего, — отвечал собеседник. — Я просто тут давно живу, давно являюсь дистрибьютором кубинских сигар, да только вы второй человек, который их так курит. И, единственный — здесь.