Так вот, мы набрали восемьдесят копеек, взяли несколько пустых бутылок, и, в результате сложной счётной операции стали владельцами зелёного сосуда. Отошли в лесополосу и выпили.
Один мой товарищ как-то сразу стал нехорош. Другой оказался крепче, но очень переживал, что его поведение может не одобрить бабушка. Он держал себя в руках, и даже попал ключом в замочную скважину. На пороге стояла бабушка. Он показал ей проездной на метро и вошёл в дом.
Я же, шагая домой, понял, что нашёл правильную дорогу в жизни.
Извините, если кого обидел.
05 декабря 2009
История из старых запасов: "Слово о подписях"
Проснувшись рано, вместо того, чтобы прирастить благосостояние Родины какой-нибудь внутренней Сибирью, задумался об абстрактных материях.
— Вот, — подумал я. — Представим, что приходит ко мне Чёрный Человек и предлагает подписать какую-нибудь бумагу. Перечисляет какие-то непонятные фамилии тех, кто это уже сделал, придвигает ко мне флакон.
Я сразу начинаю суетиться, спрашивать:
— Это кровь?
— Чернила, — отвечает он.
И, главное, бумага должна быть какая-нибудь дурацкая. Даже не "Волга впадает в Каспийское море", а "Десять часов пятнадцать минут". Или, положим, цифра "восемь" посреди листа.
— Подписывай, — говорит чёрный человек, — смотри, сколько народищу уже подписало.
— Хули? — начинаю напрягаться я. Я ведь и в ведомости за зарплату с некоторым испугом расписываюсь. И понятно, что начинается морок общественного безумия, потому что одним цифра "восемь" кажется светочем правопорядка, а другим — убийцей демократии. Все действия для тех и других наполнены особыми договорными смыслами, цепочками ассоциаций. А меня и те, и другие, и третьи — сразу насторожили.
— Против цифры "восемь"? — угрюмо спрашивает Чёрный Человек. И я понимаю, что не против, она круглая такая, соблазнительная, с двумя кругами — только хуй знает, что это всё значит. А вокруг уже страсти бушуют, все взад-вперёд с плакатами ходят — только одни на плакатах прямо цифру восемь носят, а другие — кверху ногами. И скажешь, что тебе цифра "восемь" нравится, одни руки не подадут, а скажешь, что испытываешь к ней сильное отвращение — душой покривишь, да и, обратно, другие говном закидают.
— Знаете, — говорю я Чёрному Человеку, — я вообще-то в коллективных акциях не участвую, разве что при посадке деревьев и в застолье. Да и то, маленькими компаниями. Может, на хуй? На хуй, а?
— Серёжа?! Как так? На хуй нельзя! — с возмущением говорит Чёрный Человек. — Серге-е-ей Александрови-и-ич!..
— Какой я тебе Серёжа? — отвечаю я. — Охуел совсем? Я Владимир Сергеевич.
— Так вы не Есенин? — удивляется он. — Фигасе! Столько времени с каким-то мудаком потерял.
И мы расходимся, совершенно удовлетворённые друг другом.
Извините, если кого обидел.
05 декабря 2009
История из старых запасов: "Слово о космическом глобусе"
…В дороге говорили о глобусах. Глобусы, известное дело, бывают разные. Вот как-то я с коллегами-лесопильщиками приехал в Калугу, город — родину космонавтики. Раньше, при Советской власти, на спичках, что стоили тогда ровно одну копейку, изображали дом-музей Циолковского — с каким-то толстым тупым пенисом. Пенис поострее стоял рядом — на горе, рядом с огромным шаром, что символизировал Землю — или спускаемый космический аппарат.
Шар был похож на глобус, точно так же, как были похожи на глобусы десятки спускаемых космических капсул советского производства. Они были похожи на уменьшенные модели земного шара, что сыпались с небес, вместо Арарата выбирая Джезказган.
Мы приехали в Калугу в грозовую ночь — правда совсем не затем, чтобы сличить художественный шедевр по цене 1 коп., изображённый известно где — с настоящим видом.
Знакомец наш, сидевший на заднем сиденье, тут же рассказал историю. В такую же вот, грозовую ночь, поднялся страшный ветер.
Оказалось, что гигантский шар из листового алюминия на горе — внутри полый. Он крепился к постаменту тремя болтами. От порыва сильного ветра болты, наконец, лопнули, и шар покатился по безлюдной вечерней улице. В небе бушевали сполохи, страшный шар катится под уклон. Блики сверкали на его поверхности. Нетрезвые обыватели застыли у окон со стеблями зелёного лука во рту. Земля стронулась с места, и не найдя точки опоры пошла в разнос.
В других местах эту историю рассказывают по-другому, как заметил в конце какого-то рассказа Ги де Мопассан.