Тут интересно, как ведут себя эти люди из сна — без тени рефлексии. Еще интереснее, что они принимают меня за своего. Я тоже шучу в ответ и убеждаюсь, что вполне говорю на этом языке.
Извините, если кого обидел.
13 декабря 2009
История из старых запасов: "Слово о дождях"
Это обманная история — она была не про дождь, а про желание быть Гулливером. Но, обо всём по порядку.
Дожди в горах совсем не то, что дожди в городе. Ты ближе к небу, и иногда видишь облака внизу.
Дождь не капает, капли не успевают разогнаться, покидая тучу. Этот горный дождь окружает тебя — справа и слева, он заходит снизу, всё мешается — пот и вода.
Однажды дождь шёл весь день, и весь день нужно было идти по скользким камням. Вода смыла снег, проникла всюду, а, главное, быстро намочила спину. И это было очень хорошо, потому что самое главное — перестать чувствовать отдельные капли.
Но к вечеру, вернее к сумеркам похолодало. Огня не разведёшь, и каждая веточка была в аккуратном чехольчике изо льда. Угрюмо было и сыро, будто внутри кадра из старой хроники, где мёрзнут американские солдаты в Арденнском лесу.
Мы устраивались в сырых норах, и на всё это падал, кружился горный снег. Небо было неотличимо от склона, а чёрная нитка от белой…
Я по привычке выпростал руки наружу и заснул. Проснулся я оттого, что не мог повернуться. Легонько повёл руками, и почувствовал, что стал похож на Гулливера, попавшегося в плен к лилипутам. Это сравнение пришло позже, через несколько лет, а тогда я был просто животным, спящим в горах. Мыслей не было, не было сравнений, не было ничего. Накативший страх был тоже животным. Я дёрнулся ещё раз как пойманный зверёк, суетно, совсем непохоже на Гулливера, и понял, наконец, в чём дело. Ночь холодна перед рассветом.
Дождь, окружавший меня, превратился в лёд. Рукава бушлата примёрзли к земле.
И я ещё раз резко дёрнулся, освобождаясь от этих лилипутских верёвок. Не было ничего — кроме дождя, который снова начинался — как предчувствие восхода.
Осталось ещё, сухим-несухим остатком, желание быть Гулливером.
Извините, если кого обидел.
13 декабря 2009
История из старых запасов: "Слово об отчествах"
…Знаменитейший некогда бомбовоз, господа. Личный Его Императорского Высочества Принца Кирну Четырех Золотых Знамен Именной Бомбовоз "Горный Орел"… Солдат, помнится, наизусть заставляли зубрить… Рядовой такой-то! Проименуй личный бомбовоз его императорского высочества! И тот, бывало, именует…
Мы забыли титулы прошлого. Понятно, что людей, видевших убиенного Государя императора в наличии нет. Но вот титулы недавнего прошлого — куда подевались они?
Немногие нынче могут правильно титуловать Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР Леонида Ильича Брежнева. Один норовит что-то выпустить, другой назначит его Председателем Совета министров. Должность, кстати, знавшая множество примечательных имён и отчеств.
Да что там титулы — мы забыли отчества, забыли отчество Виссарионович, и отчество Ильич.
Не пропускает удар сердце от этих отчеств, не то что не ужасается никто, но и не всплывает пузырь дешёвого каламбура. Ильич так Ильич. Сын Ильи. Давно в Ашдоде, отчество сохранилось только на школьном фото, там где все под портретом главного Ильича.
Загадочная станция Ерофей Палыч на Транссибе утеряла биографию своего героя. От жены Аввакума осталось только отчество — Марковна. У Порфирия Петровича и вовсе не было никогда фамилии.
Бродский говорил о том, что свобода начинается тогда, когда забываешь отчество тирана. Понятно, что имел в виду Иосиф Александрович, но интуитивно ясно, что в России может быть один Фёдор Михайлович и один Лев Николаевич. Русская традиция Имён и Отчеств не ограничивалась Брежневым. Писатели были также тиранами высшей категории, их отчества-титулы провалились куда-то вместе с нашим Отечеством на четыре буквы.
Но очень часто человеку хотелось освободиться не только от персонажей современности, но и от необходимости знать и употреблять в разговоре Лаврентия Павловича и Лазаря Моисеевича.