Что с этим делать? Да ничего. Всё сказано в эпиграфе — нужно копаться в своём садике. Бегать за девками, ковать, пока горячо, ни дня без строчки, всё — в закрома Родины. Не суйся в злобное пыхтение, коли нет тебе в том нужды. Но уж если наступили тебе на короткий обывательский хвост, плюнули лично тебе в твоё сонное обывательское рыло, так вставай, поднимайся, простой человек.
А так же часто прощаю, чего прощать не следовало бы.
Поэтому я сижу один в пустой квартире и ору, глядя в окно:
— В бубен! В бубен! В бубен!
Извините, если кого обидел.
27 декабря 2009
История из старых запасов: "Слово о надгробии"
Однажды мне позвонил некий деятельный литературный человек. Он заговорщицки прошептал в трубку:
— У меня есть фотография надгробия писателя N. Эксклюзив! Помести её в своей газете. По-моему, неплохо смотрится.
— Надгробия всегда хорошо смотрятся, — ответил я. — Гораздо лучше людей.
Извините, если кого обидел.
27 декабря 2009
История из старых запасов: "Слово о красоте"
Все нынче задались вопросом о том, кто мир спасёт.
Я однажды присутствовал на одном странном литературном мероприятии. Дело было на берегу Дона. Ветер колыхал скатерти накрытых столов и пел в откупоренных бутылках. За спиной раскинулось необъятное Куликово поле. Среди общего гомона и хруста одноразовых вилок встал один мордатый писатель, похожий на кабана, и начал речь:
— Я думаю, что Достоевский был всё-таки прав, — сказал он. — И красота всё-таки спасёт мир. Так давайте выпьем за красоту русского оружия. Господ офицеров прошу пить стоя…
А с Дона снова подул ветерок, и запахло свежестью и скошенным сеном.
Самое интересное, что всё это мероприятие было посвящено Толстому. Ну, я понимаю, что Мышлаевский считал, что Толстой — великий писатель, потому как артиллерийский офицер, а не штатская штафирка…
А встать… Ну, пришлось встать — куда денешься.
Что ж до лета, так лето — это хорошо, и хорошо его ожидать дома. К сожалению, на пути ещё зима — время спячки и весна — пора неустойчивости и смятения.
Извините, если кого обидел.
28 декабря 2009
История из старых запасов: "Слово о перевранных цитатах"
Нет, что погубит мир, так это неточное цитирование. Искажённая цитата похожа на приблизительный номер телефона, о котором рассказывает Сергей Довлатов.
Если уж такие безобразия творились с иностранной мыслью о том, что патриотизм — последнее прибежище негодяя, то что говорить об отечественных мыслях, которые всё сплошь о высоком.
И вот толпы приличных людей, писателей, политиков, и, не побоюсь этого слова, журналистов начинают цитировать. Они пишут "Слишком широк человек, не мешало бы его сузить…", потом они вздыхают: "Широк, ох, слишком широк русский человек, надо бы сузить…" или добавляют экспрессии: "Широк русский человек, слишком широк, надо бы сузить". Некоторые из них не вполне уверены в авторстве: "Как там у классика: "широк русский человек… я бы сузил"", "Остается вспомнить изречение классика: широк русский человек, ох широк, я бы его сузил!".
Классики — это вообще такая палочка выручалочка, на них всё спишут. Как сказали классики, как учили нас классики, и уже не поймёшь — бородатые классики русской литературы или отошедшие в область преданий классики марксизма-ленинизма. Впрочем, кто-то, сомневаясь, всё-таки называет фамилию: ""Широк русский человек, я бы сузил", — сказал, кажется, Достоевский", "Это, кажется, Достоевский сказал: "Слишком широк русский человек, — я бы сузил"", а кто-то уверен вполне: "Ну как тут не вспомнить Достоевского, что широк русский человек, сузить бы", "Как там у Достоевского — "слишком широк человек, хотелось бы сузить"".
С писателем соглашаются: "Прав Достоевский, что широк русский человек, надо бы сузить…", или от него дистанцируются: "Достоевский находил, что широк (русский) человек, надо бы сузить". А вот магический в своём тёмном пророчестве пассаж — "Россию создавали наши предки — русский народ, и он есть народ государствообразующий, и про это не следует забывать. Как говорил Достоевский: "Широка русская душа — сузить бы"".
Среди самых начитанных веселье: ""Широк русский человек, я бы сузил" — говорит Аркадий Иванович Свидригайлов в "Преступлении и наказании"".
Или вот ещё "Широк, очень широк русский человек — я бы сузил его", — заявляет Иван Карамазов у Достоевского". А вот: ""Широк русский человек, надо бы сузить", — говорит Митя Карамазов".