ж) Дорман О. Подстрочник. Жизнь Лилианы Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана. — М.: Астрель: CORPUS, 2010. - 383 с.
з) Гранин Д. Причуды моей памяти. — М.-СПб.: Центрполиграф? 2009. - 441 с. (п) 3000 экз. ISBN: 978-5-9524-4685-4.
и) Кенжеев Б. Обрезание пасынков. — М.: АСТ, Астрель, 2010. - 384 с. (п) ISBN 978-5-17-062530-7 или Поликовский А. Жена миллионера. — М: Новое литературное обозрение, 2009. - 152 с. (п) 1000 экз. ISBN 978-5-86793-691-4
к) Подшибякин А. По живому. 1999–2009. LiveJournal в России. — М.: Издательская Группа Аттикус, 2010. - 224 с. (интегральный переплет) 10000 экз. ISBN 978-5-389-00872-4
3. Видел в редакции одного симпатичного журналаTM, зашедшего туда прохиндея, и задумался о том, как я это определяю.
Извините, если кого обидел.
03 июня 2010
История про кодировку
Ишь, засуетились!
Извините, если кого обидел.
04 июня 2010
История про бурю
Случилась буря с последующим ливнем. Ливень пережидал внутри подводной лодки. Оказалось, что подводные лодки удивительно надёжно предохраняют от воды.
Извините, если кого обидел.
04 июня 2010
История про молоток
Нет, дорогой читатель, это история не для тебя.
На самом деле, это история для e_w_a и vreditel.
В специально обученном месте, куда я забрёл, увидел молоток.
Пригляделся — ба!
Ведь это молоток Мальвины Львовны!
То есть, конечно, это не её молоток, а молоток её мужа.
Вот она, история, что проистекает рядом, бьёт молотком по голове, будто страшный тать-маньяк.
Висит молоток Мальвины Львовны вниз головой, будто человечек на картах Таро.
Но он есть, хоть и пережил разные времена.
Мы все стали старые.
А иных уже и вовсе нет.
Извините, если кого обидел.
05 июня 2010
История к пушкинскому празднику — I
Обнаружил в файле четыре рецензии на произведения г. Пушкина (это был такой пародийный проект лет десять назад). К тому же меня сегодня про Пушкина спрашивали (по другому поводу).
Меня всегда занимало, почему вся фентэзи чётко ограничена одной, раз и навсегда заданной эстетикой. Это эстетика Тёмных веков, раннего Средневековья. Эстетика волшебников. Мечей, кованных доспехов, пыльных рукописных книг. Кельтских сказаний, если угодно.
Отчего-то такая развитая мифологическая система, как ватага греческих богов, нежизнеспособна в современном мире. Миром фентэзи правят нибелунгоподобные персонажи.
Впрочем, есть теперь и образец русской фэнтэзи — пока единственный достойный образец.
Клюнул нас жареный петух.
Но обо всём по порядку.
Парижский публицист Абрам Терц пишет по этому поводу: "Какой там гусар! — не гусар, а Пушкин взвился пухом вослед за женщинами и удостоился чести первого в русской поэзии авиатора!
Полюбуйтесь: "Руслан и Людмила", явившись первым ответвлением в эпос эротической лирики Пушкина, вдоль и поперек исписаны фигурами высшего пилотажа. Еле видная поначалу, посланная издали точка-птичка ("Там, в облаках перед народом через леса, через моря колдун несёт богатыря"), приблизившись, размахивается каруселями воздушных сообщений. Как надутые шары, валандаются герои в пространстве и укладывают текст в живописные вензеля. В поэме уйма завитушек, занимающих внимание. Но, заметим, вся эта развесистая клюква, — нет! — ёлка, оплетенная золотой дребеденью (её прообраз явлен у лукоморья, в прологе, где изображен, конечно, не дуб, а наша добрая, зимняя ель, украшенная лешими и русалками, унизанная всеми бирюльками мира, и ее-то Пушкин воткнул Русланом на месте былинного дуба, где она и стоит поныне — у колыбели каждого из нас, у лукоморья новой словесности, и, как это правильно и сказочно, что именно Пушкин елку в игрушках нам подарил на Новый год в первом же большом творении), так вот эта елка, эта пальма, это нарочитое дезабилье романтизма, затейливо перепутанное, завинченное штопором, турниры в турнюрах, кокотки в кокошниках, боярышни в сахаре, рыцари на меду, медведи на велосипеде, охотники на привале — имеют один источник страсти, которым схвачена и воздета на воздух, на манер фейерверка, вся эта великолепная, варварская требуха поэмы.
Тот источник освистан и высмеян в пересказе Руслановой фабулы, пересаженной временно — в одной из песен — на почву непристойного фарса. В этой вставной новелле-картинке, служащей заодно и пародией, и аннотацией на "Руслана и Людмилу", действие из дворцовых палат вынесено в деревенский курятник. (Должно быть, куры — в курином, придворном, куртуазном и авантюрном значениях слова — отвечали идейным устремлениям автора и стилю, избранному в поэме, — старославянскому рококо). Здесь-то, в радушном и гостеприимном бесстыдстве, берут начало или находят конец экивоки, двойная игра эротических образов Пушкина, уподобившего Людмилу, нежную, надышанную Жуковским Людмилу, пошлой курице, за которой по двору гоняется петух-Руслан, пока появление соперника-коршуна не прерывает эти глупости и в самый интересный момент".