Выбрать главу

Так, это место в поэме известно:

…Когда за курицей трусливой Султан курятника спесивый, Петух мой по двору бежал И сладострастными крылами Уже подругу обнимал…

Видимо оттуда, из этой трагической зоны русской словесности прилетели тотемные петухи в "Руслана и Людмилу" и историю о птице с золотым гребешком. Появились уже и иные толкователи скрытого эротизма в этом сочинении господина Пушкина — на русской почве. Говорится, например, ряд событий брачной ночи. Стыдливость невесты, вдруг гром, появление некого карлы, заросшего длинным волосом, и — полёт в небеса.

Оставим это толкование на совести комментаторов, хотя в свете его роль Руслана как петуха представляется ещё более забавной.

Межу прочим, само толкование этого имени "Руслан" — вполне логично его производят от Russ + Land. Парижский публицист замечает: "Запоминающиеся впечатления детства от пребывания на даче сказались на столь откровенной трактовке отношений между полами. Как мальчишка, Пушкин показывает кукиш своим героям-любовникам. Но каким светлым аккордом, какою пропастью мечтательности разрешается эта сцена, едва событие вместе с соперником переносится в воздух — на ветер сердечной тоски, вдохновения!

Напрасно горестью своей И хладным страхом поражённый, Зовет любовницу петух… Он видит лишь летучий пух, Летучим ветром занесённый.

К последним строчкам — так они чисты и возвышенны — напрашивается: "Редеет облаков летучая гряда…" Редеет и стирается грань между эротикой и полетом, облаками и женскими формами, фривольностью и свободой, — настолько то и другое у Пушкина не то чтобы равноценные вещи, но доступные друг другу, сообщающиеся сосуды. Склонный в обществе к недозволенным жестам, он ухитряется сохранять ненаигранное целомудрие в самых рискованных порой эпизодах — не потому, что в эти минуты его что-то сдерживает или смущает; напротив, он не знает запретов и готов ради пикантности покуситься на небеса; но как раз эта готовность непоседливой эротики Пушкина притрагиваться ко всему на свете, когда, застя этот свет, а когда им ответно светлея, лишает ее четких границ и помогает вылиться в мысли, на взгляд, ни с какого бока ей не приставшие, не свойственные — на самом же деле демонстрирующие ее силу и растяжимость. Как тот басенный петух, что никого не догнал, но согрелся, Пушкин умеет переключать одну энергию на другую, давая выход необузданной чувственности во все сферы жизнедеятельности"…

Для разговора о "Руслане и Людмиле" в ходе беседы о русской fantasy важно уяснить следующее.

Суть в том, что "Руслан и Людмила" не несут на себе печати христианства. В этом смысле это произведение — классический образец фентэзи. Фентэзи есть мифологическое пространство раннего средневековья лишённое христианства. Это пространство должно быть наполнено языческими героями и отношениями.

И оно действительно населено существами, что подобно шахматным фигурам, лишь выполняют свои функции. Все персонажи, кстати, парны — старуха-колдунья старику финну, Руслан — Фарлафу, самостоятельно живущая голова — резво летающему карле.

Так, Александр Пушкин написал текст идеально соответствующий этому правилу.

Вот имущественно-брачная ценность — невеста, вот женихи. Выбор женихов, то есть выбор из женихов вполне соответствует Владимирову выбору. Хазарин, варяг и все остальные борются за женственную Людмилу — сиречь Русь.

Хотя Людмила — и дочь князя Владимира, текст господина Пушкина абсолютно лишён и намёка на принятие судьбоносных решений.

Герой действует не подобно рыцарю, а подобно кнехту, наёмнику. Есть награда — Людмила-Русь, есть враг и есть череда магических предметов, встречающихся на пути. Это открытый найм, а не спасение человечества. Не рыцарский обет, во всяком случае. Герой превращает поиск в путешествие.