Доктор Хорн заказывал перевозку родильного инкубатора, ротор-статор-ингалятор, и Карлсон ещё раз проверил бумаги в портфеле. Он пришёл в трактир к патриотам в тот момент, когда его приятели обсуждали прелести его жены. Карлсон слышал это негромкое шелестение, а сам разглядывал снобистский журнал мазохистского содержания. Поодаль от него сидели Филле и Рулле. Они шушукались, заказывая куда-то пиццу. Какие-то невидимые линии напряжения пронизывали пространство, как сигнализация в одном из тех банков, что нынче часто показывают в разных фильмах.
Карлсон снова вспомнил о письме и о том, что на четыре назначена встреча его жены с Филле и Рулле. Он давно подозревал об их любовной связи, и вот теперь жизнь совала ему в нос пошлые признаки измены. Встав вслед за Филле и Рулле, Карлсон не стал ничего есть здесь и тайком пошёл за парочкой друзей в ресторан "Бомонд" на набережной.
Он никак не мог разобраться в своих чувствах: внутри жила хорошо ощущаемая им ревность, но он ощущал и тайное желание этой измены, и образ "Пеппи-весёлки", удовлетворяющей себя только через удовлетворение всех, доставлял смутную радость и ему. Всё это переполняло душу Карлсона, когда он шёл мимо ресторана.
Доктор Годо, часто бывавший здесь, впрочем, сейчас не обнаружился. В его ожидании Карлсон провёл больше часа, слушая разговоры друзей-патриотов. Всё было напрасно: Годо не пришёл, а когда Карлсон ступил на улицу, в спину ему ударила пивная банка.
Он не стал оборачиваться.
Часам к восьми Карлсон пришёл на городской пляж и обрушился на песок. Он валялся, глядя на синюю гладь залива — хотелось спать, и он даже заснул на несколько минут. Внезапно он услышал лёгкие шаги и обнаружил нескольких девушек, что прошли мимо, не заметив лежащего тела. Вдруг смутное желание возникло в нём, и он расстегнул брюки.
Он выглядывал из-за камня в такт периодам своих ритмичных движений. Младшая из трёх молодых подружек, фрекен Бок, догадалась о его присутствии. И вот она, ощущая мужчину рядом, словно случайно сплясала несколько танцев вокруг воткнутой кем-то в пляжный песок лопаты и, наконец, разделась. Когда девушки уходили, только тогда, да, Карлсон понял, что вместо одной ноги у неё протез. Тогда, чтобы запомнить этот момент, Карлсон посмотрел на часы — и обнаружил, что они встали. Теперь на них была вечная половина пятого. "Наверное, — подумал он, — в этот момент Филле и Рулле закончили плясать на его кровати, изображая животное с тремя спинами". "А я здесь, — продолжил он, застёгиваясь. — Выхожу один я и фигак… С берёз, неслышен, невесом… Фигак! — слетал. Пустота… Летите, в звезды врезываясь. Ни тебе аванса, ни пивной. Фигак — и трезвость — и царь тем ядом напитал свои послушливые стрелы. Фигак, фигак — и разослал к соседям в чуждые пределы на счастье мне фигак! О! Такого не видал я сроду!.. Я три ночи не спал, я устал. Мне бы заснуть, отдохнуть… Но только я лёг — фигак: звонок! — Кто говорит? — Носорог". </p>
Домой было нельзя: встречаться с женой в этот момент у Карлсона не было никакого желания. В десять вечера он пришёл в больницу Годо. Надо, решил Карлсон, чтобы он, несмотря ни на что, подписал страховое поручительство для авиакомпании. Войдя в приёмный покой, Карлсон обнаружил компанию сильно пьяных юношей, среди которых был и Малыш Свантесон. Оказалось, что в этой больнице уже третьи сутки никак не могла разрешиться от бремени жена одного из этих молодых шалопаев. Наконец это произошло — раздался дикий крик, и по коридорам побежали санитарки. Карлсон уступил требованиям молодого отца и выпил за здоровье новорожденного. Потом молодой человек затянул древнюю песню скальдов.
— Невероятно! — не сдержался Карлсон. — Он романтик.
— Он прелесть, — ответил уже изрядно пьяный Малыш.
Молодой человек прекратил петь и стал озираться
— Где я?
— Здесь, — сказал Малыш.
— Неужели? А как я сюда попал?
— Вы присоединились.
— Правильно: невесело одному, — молодой человек достал из сумки гигантского жирафа. — Заверните. У вас где касса?