Возьмём иное — есть модель циничного тролля. Вот, к примеру, есть такая журналистка Радулова (я её тоже лично не знаю). Она пишет такие посты-колонки каждый день. Собственно, если подходить к этому делу именно цинично, то чистота логических построений совершенно не важна. Достаточно, к примеру написать "а если б не вы, дедушка, мы бы не "Жигулёвское" пили, а баварское" — и траффик на сайте вырастет в разы, и начальство будет тобой довольно, и получишь ты в качестве бонуса крыжовника двадцать пять кустов и домик с мезонином. А на сайте, конечно, будет висеть предложение: "Пошли нам SMS про то, что мы говно, столько раз пошли, сколько ты думаешь о том, какое мы говно. Пошли в два раза больше, пошли, брат", но именно из этого материала было построено большинство домов с мезонинами.
Циничных работников пера я видел в своей жизни достаточно, и некоторые из них (хотя и не все) были умны и обаятельны.
Мне с ними было интересно, хоть и неспокойно.
И вот ещё, заметьте, в этом тексте можно заменить "плюс" на "минус", и он ничуть не изменится, смотрите: на одной из телепередач знаменитый ведущий говорит: "Да сколько ж можно всяким блядунам прикрываться своими мечтами! Где семейные ценности?! Когда ж в сортире перестанут ссать мимо унитаза!" И все слушатели примолкнут, сражённые этой новой мыслью. И то верно — ведь и американская мафия (а Америка великая страна) вся построена на культе семьи, отца, особом братстве. Ведь вся наша беда в том, что за тридцать-сорок лет наши семьи последовательно разрушались. Теперь братья — редкость, а ведь недавно нормальными были семьи из десяти-двадцати человек.
Пойду с сыном на рыбалку — вот оно, главное.
И наконец, ударный финал — потому что нет ничего более воздействующего на сентиментальный отросток головного мозга, чем взрослый мужчина и мальчик — "Судьба человека", "Последний дюйм", рассказ Юрия Казакова "Свечечка". Образ мужчины, любящего маленького мальчика — это как ребёнок в новостях. Этот кадр нечем крыть.
То есть, буквально из ничего, из фразы "Давайте мечтать", мы получаем колонку в пять тысяч знаков. Их можно писать каждый день, при этом фиксировать жизнь как Гришковец — но только не унылым голосом небритого акына, а бодрым и пафосным криком колумниста.
Главное для меня сейчас в другом — в структуре эмоционального высказывания. Вообще, в понятии современной колонки, или шире — в явлении современного публичного высказывания, форматом которого является колонка.
Ведь такое высказывание смыкается и собственно, с записью в любом публичном дневнике.
И этот пример прекрасен — и я это говорю без тени иронии.
С завистью.
Честно-честно.
Извините, если кого обидел.
12 августа 2010
История про звёзды
А может, сегодня пойти смотреть на звёзды.
Извините, если кого обидел.
12 августа 2010
История про звёзды
Да, хуй мне, а не Персеиды.
Извините, если кого обидел.
13 августа 2010
История про Солженицына с Тыняновым
Принялся читать солженицынские заметки о Тынянове — и, испытал довольно странные ощущения.
Добавляет и то, что читал я её с именного помпезного сайта, где под его именем на всяких случай написано "Великий русский писатель". Только вот не надо кривить душой, делая вид, что начал читать непредвзято. Предвзято-предвзято. Во-первых, мне показали хуй вместо Персеид, во-вторых, Солженицын, которого я уважаю с одной стороны, вовсе никогда не был для меня камертоном в размышлениях об эстетическом.
Но тут всё было страннее — Солженицын судил Тынянова так, будто ожидал от него книги в серии "Жизнь замечательных людей".
Впрочем, дело даже не в этом…
Дело вот в чём — Солженицын вполне себе человек середины XX века, воспитанный на эстетике середины XX века.
Он похож на человека, жившего внутри сталинского ампира, и привыкшего судить архитектуру по принципу этой понятности. Вот он подходит к дому Льва толстого, видит колонны, белые стены и говорит, что это строение красиво. Толстовский роман ему внятен.
Затем он начинает рассматривать дом архитектора Мельникова или Дом культуры им. Русакова — и начинает неловко хвалить его, оговариваясь. что, дескать. жаль, не хватило финансирования для колонн при входе и лепнины на потолке.