Активными работниками Отдела были: Шкловский Виктор, специалист по броневому делу, капитан Келлер, Бергман — броневик из бронировочных мастерских, Калховский — председатель комитета 5-го Броневого Дивизиона и двое солдат — один из мастерских, другой из 5-го Дивизиона. Руководителем Отдела был Шкловскиий, его помощником Бергман. Броневой Отдел постепенно создал нелегальный запасный броневой дивизион; мы считали необходимым иметь такой свой дивизион на случай нашего выступления. Пользуясь своими связями среди броневиков, Шкловский (он долгое время был солдатом в каком-то (авто-броневом батальоне) подобрал своих людей — старых броневиков из 5-го Броневого Дивизиона, из Бронеровочных Мастерских и быв. своего батальона. У нас была подобрана команда для восьми — десяти броневых машин, были наготове свои шоффера, свои пулеметчики и артиллеристы. Некоторые из них получали у нас месячное содержание, некоторые — единовременное пособие. У нас был запас бензина, который хранился в специально для этого снятом гараже. Во вновь созданных большевикам броневых частях у нас были некоторые связи: нашими были кое-кто из командных лиц и некоторые шоффера. Но вообще здесь наша работа была слаба. Случалось однако, что иногда у броневых машин, стоявших около Троицкого моста в помещении Цирка, дежурили наши люди; в подобных случаях — в момент выступления — машины могли бы быть просто выведены нами в бой; в противном случае наш нелегальный дивизион снял бы дежурных (дежурило обычно один-два человека). В нашем Броневом Дивизионе было человек сорок. Он был вполне надежен и прекрасно дисциплинирован. Изредка мы устраивали нарочно для испытания дивизиона ложную "тревогу", и дивизион каждый раз являлся весь к указанному часу и на условленную квартиру. Штабной Отдел вёл работу в Генеральном Штабе, в Главном Штабе и в Штабных учреждениях…
Центром тяжести предполагаемого выступления было ожидаемое активное сопротивление Преображенцев. При наличности этого сопротивления мы полагали бросить к полку броневые машины, захватив их силами нашего Броневого Дивизиона, и наши боевые дружины. Семеновский и Волынский полки, предполагалось, выступят и присоединятся. Броневой Дивизион наш был наготове в ожидании предписаний. Я отдал приказ Кононову собрать боевые дружины. Ночью произошло следующее: одна часть Преображенского полка — на Миллионной (полк был разделен на две части на Миллионной и на Кирочной) была захвачена врасплох и разоружена без попытки сопротивления; около другой части стоял броневики стягивались большевистские части. В этой части положение вещей было таково, что солдаты, чувствуя возможность вооруженной стычки разбегались; ушли даже, по сообщению представителя полка, некоторые из наиболее активных и надежных, расставленных им в караул. Настроение в Семеновоском и Волынском полках, когда там узнали о положении Преображенцев, было подавленное. Наши боевые дружины (по неизвестным причинам) не собрались. Не явился ни один человек. (Как сообщил после Кононов, он никак не мог их собрать). Мы сочли дело проигранным и решили не выступать. Организация Филоненко во время этого ожидаемого выступления ничем себя не проявила, показав этим свою полную несостоятельность. После разоружения Преображенского полка Филоненко вскоре уехал из Петрограда, (за ним следили, и он ожидал ареста). Его организация вскоре распалась. (Неоднократно упоминавшийся мною работник Преображенского полка уехал, изверившись в возможность выступления в Петрограде и считая нужным перенести, центр работы на окраины). Ожидалось разоружение Семеновского полка. Полковой комитет созвал полковое собрание, на котором провел по тактическим соображениям несоответствовавшую настроению полка резолюцию доверия Советской Власти. В виду этой резолюции полк не был разоружен. (Впоследствии на фронте перешел на сторону Юденича).
После разоружения Преображенского полка, центром нашего влияния была по-прежнему работа в Красноармейских частях. Работа Красноармейского Отдела усиливалась; продолжалось пополнение нашими добровольцами Красноармейских частей, в особенности артиллерийской бригады Карпова. Эта бригада была всецело под нашим влиянием. Комитет бригады весь был наш. Была созвана Красноармейская конференции из представителей наших групп и активных работников для обсуждения организационных вопросов. В стратегических целях Петроград был нами поделен территориально на участки — "комендатуры" и был создан Боевой Штаб для руководства выступлением. Во главе каждой "комендатуры" стоял назначенный Бюро Военной Комиссии комендант, который должен был держать непрерывную связь с полковыми комитетами и нашими группами в воинских частях его участка, направлять работу наших групп, завязывать нужные новые связи, выяснять месторасположение оружейных складов, силу их охраны; в момент же нашего выступления комендант должен был руководить движением частей по указаниям Боевого Штаба. В первое время существования комендатуры подчинялись непосредственно Бюро Военной Комиссии. После создания Штаба, они были в непосредственном подчинении Штабу, являясь как бы его щупальцами по участкам. Комендантом Невско-Заставского района был Изотов (прапорщик), Обуховского р. — Гаджумов (поручик), Московского района Гинзбург (прапорщик), Литейного — какой-то артиллерийский поручик, Петроградского — Шкловский (брат Виктора Шкловского). Комендантом Выборгского района позднее был назначен Кенигиссер. В Боевой Штаб по соглашению между Бюро Военной Комиссии и ЦК вошли: полковник Постников (с.-р.), Леппер и Виктор Шкловский, (меньшевик). У Донского была одно время мысль ввести в Штаб бывшего министра Верховского. Донской считал, что Верховский для этой роли обладает персональными данными и, кроме того, полагал, что за Верховским, возможно, есть некоторая реальная военная сила. Верховский предложил свои услуги в распоряжении Партии. Было свидание между Верховским, мною, и Леппером, на котором мы, фигурируя, как официальные представители Военной Комиссии, выяснили, что реальной силы за Верховским нет, что у него имеются некоторые персональные связи в военной среде. Его точка зрения на выступление, оказалось, не соответствовала нашим планам: он мыслил выступление не иначе, как в форме чисто военного переворота, и полагал, что в нашем распоряжении имеются достаточные военные силы, которые по нашему предписанию будут брошены на захват большевистских учреждений и пунктов. (Мы же мыслили наше выступление на фоне народного движения в той или иной форме — крупная забастовка, крупная демонстрация и проч.).