Ночь окружала Фёдора, холодная вода била по ногам, когда он выбрался на палубу.
Он поискал глазами своего непременного спутника, но его не было рядом. Были только дети, что плакали вокруг. Матери, обняв сыновей, прыгали в воду, которая кипела у бортов шлюпок.
Фёдор понял, что всех не спасти, но кого выбирать — он не знал. Чёрный Монах не появлялся — и Фёдор стал вязать плот. Он медленно плыл в холодной воде, между чемоданов и панамок, модных шляпок и мёртвых тел, выдёргивая, как овощи с грядки, живых детей из воды.
Фёдор успел задать себе вопрос, сколько он сможет спасти людей, и каков будет счёт после этой ночи, но тут же забыл об этом, потому что время остановилось. С ним на плоту плыли Женщина с медными волосами и двухголовый олень, а над ними висела в воздухе Белая куропатка. Дети молча смотрели на воду, и от этого Фёдору было страшнее всего.
На рассвете плот ткнулся в берег каменного острова. Там, среди редкого леса они прожили несколько дней в шалашах из веток и камней.
Дети были немы. Они молча бродили по берегу, вглядываясь в чёрную воду, а вечерами сидели вокруг костра.
Фёдор оказался здесь единственным взрослым человеком, и теперь, как сказки, рассказывал спасённым истории про двухголового оленя и Белую куропатку. Он поведал им про траву и мхи, которые можно видеть в тундре весной, и чем они отличаются от мхов и трав осени. В его рассказах по тундре брёл двухголовый олень, на котором верхом путешествовали мать с сыном. Юноша, сидя на олене, крестом раскидывал окровавленные руки, будто хотел обнять весь мир. А Белая куропатка несла благую весть и избавление от мук — всем-всем без разбора.
Дети молчали, и Фёдор не знал, понимают они его или нет. Их скоро нашли, но дети так и не произнесли ни единого слова. Когда их увозили на юг, они лишь по очереди молча заглянули Фёдору в лицо.
Извините, если кого обидел.
30 ноября 2010
История про дворников и сторожей клоунов и сценаристов
А вот в "Знамени" и напечатали вторую часть рассуждения про дворников и сторожей, то есть, про клоунов и сценаристов. Собственно, это было рассуждение в трёх частях. Первая была здесь, вторая — сейчас, однако ж, подозреваю, что третья часть не выйдет, потому что умер другой журнал, в который я её отдал ещё летом. Поэтому надо оговориться — речь там шла о том явлении, когда современные писатели защищают своих издателей. Мотив понятен — успешному писателю издательство помогает организовать продажи, уплатить налоги и поддерживать внимание к себе в медиа. Но понятно, что существующие издательства чудовищно неэффективны. Нет, там работает некоторое количество хороших людей, и многих из них я знаю лично. Но в целом, если учесть все издательские штаты, издательства ужасно, ужасно неэффективны. Но другого механизма нет — пока нет. И вот писатель защищает обречённую временем форму издательской деятельности.
Я уж не говорю о чрезвычайно архаичной системе распространения, удваивающей цифру на ценнике.
Я не верю в доходность электронного распространения. Нет ровно ничего, что заставило бы меня в неё поверить.
Я не верю в систему донаций — это ж как надо перекроить юридические и финансовые нормы, чтобы с этими донациями работать.
Конечно, в гипотетическом электронном мире с упрощёной налоговой практикой и прямыми выплатами в электронные кошельки, это бы работало идеально. Издательство сократили бы штаты в сто раз и заключали договора на юридическое обслуживание и PR-кампании, организацию встреч с читателями и прочую рутину шоу-бизнеса. Но я думаю, что возможность что-то заработать на этом процессе у них будет ничтожно мала.
В общем, система сдохнет раньше, нежели чем прорастёт электронная схема её работы.
Чему способствует, собственно, и исчезновение чтения как времяпровождения.
Я, кстати, обнаружил вопрос-уточнение, обращённый ко мне. Там речь шла о том, что всё-таки в" литературу" будут приходить новые стада графоманов. Я в этом совершенно не убеждён — потому что графоманы будут, конечно, приходить. Но массово они приходят в занятия с высоким статусом. И я думаю, что колумнисты-блоггеры и сами-себе-режиссёры отъедят у классических графоманов свою долю.
Да много популярных некогда занятий стало маргинальными — от танцев в дворянских собраниях до верховой езды. А уж как дышали.
Извините, если кого обидел.