Лекция Нобелиата — традиционный экзамен, и если человек на нём валится (как кому-то кажется), то разве это не обстоятельство, которое дано нам в назидание и размышление.
Нет, можно поступить с этим экзаменом как Сартр — но тут надо быть Сартром.
В общем, этот феномен чрезвычайно интересен.
Не в том дело, что это делается на деньги Госдепа (надеюсь, ты, дорогой читатель, вырос из плоских шуток про это), а в том, что трагедии тут перечислены настоящие, но тебе (и мне) об этом рассказывает такая взволнованная Ахеджакова — мы убийцы, у нас страдание, Достоевский-Шаламов, афганские дети без рук, и мы им руки оторвали — то есть, это фейсбучный набор ужаса.
Ты ждёшь обобщения, мудрости, наконец — обещанного объяснения про заявленного «красного человека», а тебе вываливают неструктурированные эмоции.
Но тут самое время оборотиться на себя — что нас заводит, то, что бирка на голове Алексиевич не той системы (или той системы), что все прыгают, как белки-истерички?
Или нас должно занимать, как сделана «Шинель» Гоголя, то есть «Бушлат» Алексиевич?
И как вообще формируется городская легенда (а это в прямой связи), как устроена граница нашего восприятия?
Одним словом, пора завтракать и приниматься за дело.
После Освенцима.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
23 декабря 2015
История про то, что два раза не вставать (2015-12-25)
…В прежней русской литературе был Гоголь, Жуковский, ну и ближе занавес, которым отделился старый мир от нового — знаменитый рассказ Куприна «Чудесный доктор», в котором хирург Пирогов, будучи неузнанным, лечил бедняка и давал ещё сам денег на лекарства.
Никакого ангела не возникало — чудо было рукотворно. Оно придумало гипсовые повязки и лечило солдат в Севастополе.
Серийных газетных рассказов были сотни — даже Чехов пародировал их.
Советский рождественский рассказ тоже не обошёлся без ангелов.
Ленин приходит на Новый, 1920-й год, к детям в рассказе Бонч-Бруевича «Ленин на ёлке в школе» будто существо высшего мира.
Но всё же, главный советский рождественский рассказ был напечатан во втором номере журнала «Красная новь» за 1939 год и назывался «Телеграмма».
Этот рассказ начинался «Жил человек в лесу возле Синих гор». Это звучит будто зачин библейской книги — «Жил человек в земле Уц».
Если внимательно читать этот рассказ, который потом поменял название на «Чук и Гек», то становится понятно, что он устроен мистическим образом.
Вообще, Гайдар из тех писателей, что передают сам стиль времени, мелкие его детали. Отец героя из «Судьбы барабанщика» — сел за растрату и работает за зачёты на Беломорканале — это указано в тексте, включая топографию. Гайдар очень точно расставляет акценты, расставляет мелкие детали и следит за каждым словом в диалогах.
Мир Гайдара абсолютно связен и совершенно непротиворечив. Это мобилизационный мир накануне большой войны с очень чёткой расстановкой героев, как во всяком мобилизационном эпосе.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
25 декабря 2015
История про то, что два раза не вставать (2015-12-27)
Извините, если кого обидел.
27 декабря 2015
История про то, что два раза не вставать (2015-12-28)
Наличие такого количества крышечек от пенициллина меня не удивляет — в моём детстве на детей его не жалели. Я во дворе видел мальчиков, обсыпанных будто мукой. Гораздо интереснее совет со стерилизацией банок — непонятно, отчего они не будут перемешиваться до состояния мелких фрагментов — там же внутри на стенке — ротор.
Совет с капроновым чулком, который нужно засунуть в пылесос для сбора пыли — это понятно, Предчувствие.