Но антропоморфизм ужасно утомителен.
Нет беседы я вёл, правда у меня было впечатление, что в самы решительный момент момент пришёл надсмотрщик (там наверняка ходят такие, как на галерах), и смотрят, как дело идёт, ну там пора ли просить кинуть денег на телефон, и если что не так, без объяснений выдёргивают у электрической женщины кабель из спины.
Впрочем, письмо Татьяны предо мною; его я свято берегу.
Извините, если кого обидел.
04 марта 2016
История про то, что два раза не вставать (2016-03-06)
Писатели — все изрядные путаники, знаю по себе..
Всякий — дипломированный патентованный пиздострадалец.
Все писатели таковы. Просто тут я не удивлён, потому как в том романе, что я читал — герой (от лица которого велось повествование), был пиздострадальцем, а роковая красавица была богата, да к тому же работала на спецслужбы. А это звоночек — я сам как-то хотел написать такой роман, а потом понял, что если напишу, то потеряю самообладание и начну ныть.
Извините, если кого обидел.
06 марта 2016
История про то, что два раза не вставать (2016-03-08)
Социальные сети вообще, и фейсбук в частности — зеркало всех русских революций, да и, собственно, человеческой жизни.
В этом же зеркале отражается и судьба написанного текста, то есть — изречённой мысли.
К примеру, автор пишет прозу (да, так чаще всего и бывает, у поэтов обычно свои норки) и выкладывает текст в свой facebook.
Но прозы его никто не читает, потому что так устроен фейсбук.
Нет, раньше в Живом Журнале авторы что только не делали — плодили ботов, что их комментировали, участвовали в каких-то рейтингах — суетились, одним словом. В facebook'e суетиться бессмысленно — там хуй проссышь, как устроен тот алгоритм, который решает показывать или не показывать этот текст не то что публике — друзьям и подписчикам.
Будто сумасшедший издатель вдруг передумал и решил отправить весь уже отпечатанный тираж под нож.
Я общался с издателями, и доложу вам, что такие случаи крайне редки.
Всё-таки издатели по-своему рациональны.
А вот facebook рационален, как сама жизнь — безжалостно и равнодушно.
На самом деле, тут есть интересный повод для размышлений.
Система Общественного договора писателя с обществом сейчас другая, нежели, чем в то время, когда литература-общественный-институт набрала свой символический капитал.
В старой ситуации, когда две трети населения были неграмотными, то запрос на производство-чтение был один, а сейчас — другой.
При этом (это уж если продолжить тему спорта), была показательная история с чиновником высокого ранга, чуть ли не министром спорта, который сказал (когда очередных наших соотечественников засудили на какой-то очередной Олимпиаде), что, дескать, тогда нам нужно побеждать с отрывом не в две сотых секунды, а в минуту, чтоб никто рот на нас не разевал.
Понятно, что этот чиновник был некомпетентен, он не догадывался, что с шестидесятых годов счёт идёт на десятые доли секунды и сотые, потому что предел выбран.
В литературе мы имеем довольно схожую ситуацию — грамотность повысилась, писать стали все и мы имеем не несколько [десяток] вершин, а несколько [десятков тысяч] равноправных текстов, которым премий не надаёшься.
Дело не в премиях, конечно, а в прочитанности. Прочитанность публикой — награда куда круче призового лимона.
Тексты, конечно, в настоящий момент производятся разные, но при этом их много.
Как-то Иванова (Н.) между делом сказала такую фразу — «Мне попросили что-то почитать и я назвала <нрзб>», и её переспросили: «Стоит отложить Набокова?»
Дело, конечно, не в Набокове, его многие и не любят, а в том, что произошло качественное изменение — есть слишком много текстов связных, не идиотических, без оборотов «подъезжая к станции с меня слетела шляпа», текстов написанных без обычного графоманского ужаса.
И вот тебе нужно сделать выбор — перечитать Набокова (ну там, Шкловского или Козьму Пруткова — неважно), или прочитать актуального Синдерюшкина «Отчаяние в Москве», или там «Школа для дураков в Мытищах», «Тошнота в Вербилках», «Страх и отвращение в Подлипках».
И выбор неочевиден.
При этом в общей очереди Синдерюшкина подпирают «Синдерюшкин-2», «Синдерюшкин и жандарментки», «Синдерюшкин на пенсии» — масса писателей, разных, но именно непонятно, отчего ты их должен читать классическим способом — трудно работая над текстом.
Читать, сопереживая, когда есть гигантский непрочитанный корпус классики, который человек просто физически не может освоить весь, когда не прочитаны плохо и хорошо переведённые современники, когда не прочитаны прозёванные гении — и, о Боже! — тысячи прекрасных мемуаров.