Выбрать главу

09 января 2016

История про то, что два раза не вставать (2016-01-10)

Извините, если кого обидел.

10 января 2016

История про то, что два раза не вставать (2016-01-11)

Это уже второй совет за несколько дней. что я обнаруживаю, который построен на том, чтобы не сверлить дыру в стене.

Кажется, тут дело вот в чём: именно в шестидесятые-семидесятые случилась коллизия между массовым панельным домостроением и отсутствием у населения не то что перфораторов и ударных электродрелей, а электродрелей вовсе. Причём в хрущёвках (по крайней мере, в нескольких сериях, где мы с товарищами сверлили дырки, бетон был такой, что сверло шло как по свёкле (извините). Не говоря уж про то, что некоторое количество хрущёвок было кирпичными.

И вот оттуда родом эти советы, как не сверлить бетон, но всё же повесить на стену сперва бородатого Хемингуэя, а потом и дедушку с шашкой то ли победившего в Гражданской войне, то ли — наоборот.

Извините, если кого обидел.

11 января 2016

История про то, что два раза не вставать (2016-01-11)

Наклеветал тут про Шолохова.

Но дело не в этом — мне нравится этот снимок, который сделал (правда давно уже) мой одноклассник Костя Винниченко. От меня тут, правда, отрезали красивых женщин. Но примечательно другое — снимок сделан в деревенской избе между Новгородской и Тверской областями. Там ещё был ебанутый прапорщик спецназа, у которого началась белочка и он захотел убить всех кочергой.

Плыли облака накануне ненастья.

Вокруг избы, с шорохом, на глазах вырастали гигантские грибы. Селяне принесли сметаны и яиц. Прапорщик приступил к своему плану. В общем, началася настоящая русская жизнь.

Развязке не был свидетелем, но настоящие красивые русские женщины умяли спецназовца как квашню и вывезли километров на сто в сторону, чтобы он там сидел и ловил своего невероятного противника с хвостами.

Люблю.

Верю в Россию.

Извините, если кого обидел.

11 января 2016

Год без электричества (День работника прокуратуры. 12 января) (2016-01-12)

Судья наклонился к бумагам, раздвинул их в руках веером, как карты.

Ожидание было вязким, болотистым, серым — Назонов почувствовал этот цвет и эту вязкость. Ужаса не было — он знал, что этим кончится, и главное, чтобы кончилось скорее.

Сейчас всё и кончится.

Прокурор встал и забормотал, перечисляя назоновские проступки перед Городом.

Назонов наблюдал за ртом прокурора, будто за самостоятельным существом, живущим без человека, чеширским способом шевелящимся в пространстве.

Дальше всё пошло быстро — неискренний стон казённого адвоката, Назонова даже не спросили ни о чём.

— Именем Города и во исполнение Закона об электричестве…

Пауза.

— Год без электричества…

Судья допустил в приговоре разговорную формулировку, но никто не обратил на это внимания.

Всё оказалось гораздо хуже, чем ожидал Назонов. Ему обещали два месяца максимум. А год — это хуже всего, это высшая мера.

Те, кто получал полгода, часто вешались. Особенно, если они получали срок осенью — полученные весной полгода можно было перетерпеть, прожить изгоем в углах и дырах огромного Третьего Рима, но зимой это было почти невозможно. Осужденного гнали вон сами горожане — оттого что всюду, где он ни появлялся, гасло электричество. Осуждённый не мог пользоваться общественным электричеством — ни бесплатным, ни купленным, ни транспортом, ни теплом, ни связью. И покинуть место жительства было тоже невозможно — страна разделена на зоны согласно тому же Закону в той его части, что говорила о регистрации энергопотребителей.

На следующий день после приговора осуждённый превращался в городскую крысу, только живучесть его была куда меньше. Крысы могли спрятаться от холода под землёй, в коллекторах и тоннелях, а человека гнали оттуда миллионы крохотных датчиков, его обкладывали, как глупого пушного зверя.

«С полуночи я практически перестану существовать, — подумал Назонов тоскливо, — отчего же меня сдали, отчего? Всем было заплачено, всё было оговорено…».

Адвокат пошёл мимо него, но вдруг остановился и развёл руками.

— Прости. На тебя повесили ещё и авторское право.