Реликт.
Вечером лесник спросил, что он видел.
— Кабанов видел, — ответил Леонид Абрамович. — А кстати, у вас ведь есть капканы?
Лесник посмотрел на него с удивлением:
— На кабана решили?
— Нет, не на кабана, да и отчего не на кабана?
— Кабанов бойтесь. Кабана — петлёй надо, да и не надо вам кабана.
И вдруг Казимир Янович пошутил. Это было очень странно и забавно, он раньше не шутил, и это было так, будто бы заговорил домашний кот.
— Не петш, Петша, вепша пепшем, бо пшепетшишь, Пешта, вепша пепшем, — произнёс лесник. — Так это только в присказках смешно. В прошлом году приезжали два шановных пана, да хотели охотиться. Из Москвы. С офицерами приехали, так напоролись на кабана, а он их на дерево загнал — они по нему из шпалеров садят и даже из русского автомата, а у него шкера толста, пули застревают в сале, ну и он, вепрь, кабан значат, с ума сходит. Пока они вчетвером на дереве сидели, как игрушки на ёлке, у них-то с виллиса две канистры бензина увели.
Леонид Абрамович усмехнулся.
— Нет, не на кабана. Мне на кого-нибудь маленького нужен капкан, или самый маленький — нулевой номер.
Леонид Абрамович взял капкан, что был похож на небольшую проржавевшую мину, и двинулся в лес.
Ещё в прошлый раз он присмотрел странное гнездо прямо на земле. Гнездо явно не было птичьим, и яйца еле виднелись из-под слоя земли в нём.
Буквально через пятнадцать минут он услышал резкий щелчок и неожиданно громкий вой. Так мог бы выть волк, но звук был утробным, низким, похожим на рык.
Выглянув, он увидел, что ящерица сидит в капкане.
Вернее, она даже лежит — длинный хвост ходил параллельно земле. Только он изготовился, как из кустов выскочили три такие же, но несколько меньше в размерах. Они набросились на соплеменника, или, скорее, соплеменницу, и начали рвать ей шею. Зажатая в капкане, она сопротивлялась, но недолго.
Причём один из маленьких хищников занял оборонительную позицию и караулил Леонида Абрамовича. Потом его сменил наевшийся, а на поле битвы остался капкан с зажатой в нём лапой, одиноко торчавшей в небо. Ну и остатки шкуры и костей.
Вздохнув, Леонид Абрамович собрал всё это в мешок, а потом решил прихватить и яйца — сунул несколько в котелок.
Дома он выбрал два неповреждённых яйца и положил их, прямо в котелке, в тёплый круг лампы.
Он стучал на машинке, ощущая, что в котелке начинается новая жизнь.
Фельдшер сидел у лесника.
— Вы, Леонид Абрамович, всё же из леса ничего не несите, не надо это. Вот и Казимир Янович вам подтвердит.
Администратор без степени ни в чём не признался, но возразил:
— Скоро поставим тут биостанцию, как не носить. Не по лесу же с микроскопом бегать.
— Воля ваша. Да только зачем вам микроскоп, когда вы древнего тура тут ищете. Нету тут тура никакого.
— А немцы говорили, что есть.
— Видите ли, Леонид Абрамович, немцы — люди упорные. А многое в жизни получается, если упереться рогом и ждать результатов. Вот у них и получилось.
Рогом, хехе. Мои несчастные товарищи плакали, когда рассказывали мне про этот метод обратного скрещивания и половой диморфизм. Народные академики скрестили этих моих товарищей так, что мало не покажется. У немцев тогда получилась такая странная корова. Но это не тур, конечно.
Походя они открыли много всего полезного.
Это ведь очень красивая идея была — воссоздать тут девственный лес. Что такое «девственный» — никто не понимает, но звучит-то как! Девственный!
Казимир Янович закивал, как китайский болванчик.
— Ряженые древние германцы… — продолжил фельдшер. — Ряженые германцы охотились бы на гигантских медведей, да и на этих самых туров. Вы ведь наш охотничий домик со всех сторон видели, всё осмотрели? Вот это с тех времен. Рейхсмаршал сюда приезжал, вон этот чёрный прямоугольник у вас над головой — там был его портрет со свитой.
Нет больше рейхсмаршала, как мамонтов нет. Вымерли.
В этом заключена великая правда природы — что не нужно, так прочь его с доски. В карман, в карман!
Не о том я хотел вас спросить — вы точно меня не помните? Согласен, как тут помнить, столько лет прошло, а нам не было ещё двадцати. Помните ноябрьские праздники двадцать седьмого? Вы несли портрет Зиновьева на демонстрации, а я шёл рядом с портретом Троцкого, и, помните, нас вдруг начали бить? Полетели камни… Вы меня прикрыли, я ведь нёс листовки, ещё не успел бросить — «Выполним завещание Ленина», «Долой нэпмана и бюрократа»… Мы с вами прятались в одном подъезде, нам боялись открыть двери и мы дошли до чердака — вы же учились в Тимирязевской академии, а я — во 2-м МГУ. Помните, мы дождались темноты и разошлись?