Зерновоз «Валентина Серова» был под ними.
Он шёл, переваливаясь на волнах, но ровным курсом, и могло показаться, что судно совершает обычный рейс.
— А кто это — Серова? — спросил Вольфганг.
— Actress, — не вдаваясь в подробности, ответил Ванюков. — Soviet.
— Толстая? — переспросил коллега. Его русский язык часто приводил Ванюкова в замешательство.
— В смысле?
— Ну, это… Актрисы прошлого всегда либо толстые, либо худые. Теперь — только худые. А вот раньше всё по-другому. Раньше была Марика Рёк… И Мерлин Монро была толстая.
— А, ну в этом смысле… Нет, худая, кажется.
Ванюков снова посмотрел вниз, переговариваться сквозь шум в вертолёте ему не хотелось.
Раньше в «Валентине Серовой» помещалось пятьдесят тысяч тонн зерна. В общем, она была довольно упитана, хотя большая часть груза давным-давно ушла не по назначению. Попросту — сгнила.
Беда в том, что на ней не было экипажа.
Экипаж сняли с неё семь лет назад, но сухогруз не ушёл на дно, как собирался, а растворился в океане. Год назад его засекли снова, но начался шторм, буксировщик обрубил трос. Про блуждающий зерновоз писали журналисты. Это всегда поэтично — одинокий корабль с женским именем. Летучий Голландец, Мария Целеста, Королева океана, Звезда морей.
Корабль с тайной — это всегда интересно читателям.
Ржавый коричневый борт, русские буквы, запах скисшего много лет назад груза — это скучно. Кому нужны унылые подробности?
Ну и санация — в этом и вовсе никакой романтики.
Тут была главная проблема — никто не знал, что за плесень там развелась. Никто не знал даже, осталось ли там зерно. Кто его там клевал, кто ел. Всё это были материи унылые, с которыми нужно было поступать по инструкции, то есть, по многочисленным инструкциям.
Оттого в службе у Ванюкова никакой романтики не было.
Он был сотрудником Международной санитарной службы и смотрел на зерновоз «Валентина Серова» не из любопытства, а необходимости. За деньги он на него смотрел.
Если новый летучий голландец выкинется на французские скалы, то Служба должна гарантировать спокойствие местных жителей. Впрочем, три месяца назад, когда немецкое судно с фруктами село на мель в Азии, местные жители стремительно очистили трюмы, не боясь никаких инфекций. Коллеги Ванюкова залили пустые трюмы активной пеной и улетели. Но в этом и заключена разница между азиатскими странами и Европой.
В этот момент пилот сказал, что надо уходить: слишком сильный ветер. Они, мол, слишком, рискуют, лучше послать дрон.
Это Ванюкову понравилось — приятнее смотреть в экран, чем в иллюминатор вертолёта.
И они ушли над волнами к базовому кораблю Международной службы.
Действительно, на следующий день они увидели на палубе тени, мелькнувшие между надстройками. Увидел Вольфганг — он вообще отличался острым зрением и реакцией, он в своё время был чемпионом Берлина по теннису.
Ванюков так его и представлял: «А это — чемпион Берлина по теннису», и Вольфганг не мог понять, отчего после этих слов русские смеются, а остальные — нет.
Тени на палубе были стремительно пробегавшими крысами.
Это Ванюков понял, как дважды два. И, как трижды три, он понял, что крыс очень много. Они жировали на тоннах зерна, они плодились и размножались, они делили территорию. Потом они съели остатки зерна и начали есть друг друга. Крысиные матери нежно вылизывают своих крысят, но, не моргнув глазками, съедят самых слабых. О самцах и говорить не приходится.
А эти крысы совершенствовались все семь лет.
Теперь можно было бить тревогу.
Попросить французов вывести миноносец на позицию и утопить зерновоз на подходе.
Иначе «Серова» сядет на скалы, и крысы рванутся к берегу — расширять ареал обитания. Ванюков понимал, что это могут быть совсем иные крысы, не те даже, с которыми борются в больших городах. Это будут крысы, что прожили семь лет на корабле, что скитался в открытом море. Они доедали остатки зерна в карманах грузовых трюмов, а потом ели друг друга.
Им было привычно убивать.
Они легко достигнут берега вплавь, чтобы там потягаться с мягкотелой фауной.
Однажды Ванюков видел, как крысы, обитавшие на брошенном корабле, вылетели прямо из пенного облака. Корабль залили санационной пеной, но крыс она не уморила. Они лишь бросились прочь, и на пути у них встали овчарки эпидемиологической охраны. Ванюков тогда был молод, и его испуг — простителен. Однако сам начальник кордонного отряда пил весь вечер вместе с подчинёнными, чтобы отогнать прочь видение порванных в лоскуты собак.