– Ну чё, юданся, здесь поговорим? – Леша недобро играет бровями.
– А ты уверен, что тебе это нужно? – фыркаю я.
– Я–то уверен.
(Еще бы Лёша не уверен: кикбоксинг в уличной драке считается круче ёсинкана).
– Лёш, ну его все нафиг, а? Охолони... Gomon nasai. Считай, что я виноват, – говорю я. Но, если откровенно, то во мне уже играет дурная кровь того самого мальчишки, который всегда знал не столько, как драться, сколько как выигрывать у противника.
– Ну нет, так просто ты не отделаешься... Лови удар, гнида. – И Лёша в яростном прыжке стремительно выкидывает вперед ногу и правую руку. В итоге, наш короткий бой длится ровно две секунды, после чего я лично вызывал подвывающему Лёше «скорую» и втайне поздравлял себя с тем, что вся эта идиотская драка произошла в тихом дворе, а не в школе, где я – если бы инструктор засёк меня – навсегда бы лишил дана...
Я всегда знал, что агрессия – это дрянь. Агрессия – это когда я не в себе. Впрочем, я уже давно не в себе, как нашёл капсулу Симбада. Чтобы скинуть усталость и злость, залезаю в ванную. Через полчаса вылезаю из душа. Как был, мокрый, голый и злой, потопал на кухню, потирая правое плечо, куда метил Лёша. Открываю настежь окно и закуриваю. А из могил ко мне поднимаются тени прошлого...
Апрель 2007 года. Мне двадцать четыре, и с сентября 2006 года я – полноправный оперативник в агентстве Фадеева «Альфа». Пятница. Шумный «Спотсбар» на Новом Арбате. Алкоголя во мне в тот вечер было ровно столько, чтобы чувствовать себя похотливо и непринуждённо. Приперся я сюда в поисках, кого бы подснять. Оглядываюсь, делая выбор между хорошенькой шатенкой и симпатичной брюнеткой. И тут кто–то трогает меня за плечо:
– Дайте пройти, пожалуйста.
Оглядываюсь и вижу невысокую девушку с бледно–голубыми глазами на пол–лица и тёмно–русым хвостиком.
– Пожалуйста, дайте пройти к выходу, – настойчиво повторяет она.
– Дам. Если ты пять минут посидишь со мной. А ты посидишь?
Девушка молча оглядывает меня и, что–то прикинув, кивает. Заказал ей «мохито», себе взял сто пятьдесят односолодового виски (ага, в те времена было там и такое). Познакомились. Хотя, скорее, это я разболтал её...
Ее звали Таня Архипова. Двадцать девять лет. Уроженка Санкт–Петербурга. Со смущенной улыбкой Таня призналась мне, что вот уже два года, как она жена пресс–атташе посольства США, некоего Джейми Кэрри. Но мне не до её мужа. Потому что я уже совсем бухой и Таня ужасно мне нравится. И я сунул Тане свою визитку. Красиво и загадочно изложил, какой я молодец и как здорово я работаю в «Альфе». Таня внимательно выслушала меня, задала умные вопросы. Я отвечаю, но чаще глубокомысленно молчу, делаю умное лицо и отпиваю из стакана. На второй порции виски Таня нежно улыбнулась мне, потом наклонилась и шепчет:
– Ты очень хороший мальчик, Андрей.
– Ага, я такой. – Отвечаю и поцелуем впиваюсь Тане в шею.
– Поедем в «Метрополь». Прямо сейчас, – задыхается Таня.
– Куда? – я сначала даже замешкался. «Ничего себе запросы у неё...» Впрочем, довольно быстро я сообразил, что в кармане у меня карта «American Express», а на ней штуки две грина, отложенные от зарплаты. –А давай, – задорно соглашаюсь я.
– Да нет, ты не так понял, – смеётся Таня, – я на Тверской не утюжу. Просто у меня есть номер в «Метрополе», и он уже проплачен. – Таня, как истинная женщина, разгадала меня.
– Кем проплачен, honey? Ты же домохозяйка, а не проститутка, – прищуриваюсь я.
– Кое–кем проплачен. А кем – секрет фирмы. – Таня улыбается мне грустно и таинственно.
– Да–a? Ну, поехали, загадочная ты моя...
Через час мы уже в отеле. Самовлюблённый идиот – я знал, что она мне даст. И она трахалась со мной запойно. Безбашенный, ничем не защищённый секс. Бешеное, несказанное удовольствие. А на утро признание – причина нашей ночи, озвученная Таней вслух:
– Андрей, я хочу ребенка.
– Валяй, – обалдело разрешаю я, наблюдая за тем, как Таня принимается одеваться и звонить своему Джейми Кэрри. Утешив мужа, Таня подумала и говорит:
– Андрей, если будет мальчик, назову в честь тебя – Эндрю. Есть такой святой в Шотландии. Предки моего Джейми из Эдинбурга.
«Ничего себе. Так это муж Тани, что ли, номер оплатил?»
– Тань, – начинаю я прозревать истину, – а что там не так с твоим мужем?
Таня прячет глаза и, помедлив, неохотно признается:
– Андрей, Джейми зачать не может. У него... – И дальше следует что-то витиеватое и многоступенчатое из раздела практической урологии, из чего я делаю вывод, что у Танинового Джейми с этим делом полный швах.
«Ну спасибо тебе, дорогая, за эту ночь и последующее признание.»
– Тань, а как назовешь, если девочка? – Это я решил так простебаться над ней. В ту же самую секунду Таня мне и выдает:
– Если девочка, то назову Энди. И тоже, в честь тебя.
«Так, всё, приехали... Знаешь, что, my sweet honey Таня, а ты спросила меня, о ком думал я, пока тут с тобой кувыркался?». Через полчаса мы расстались. Я даже номер её мобильного не взял. Но через девять месяцев Таня сама нашла меня, остроумно воспользовавшись моей визиткой.
– Андрей? Это Таня Кэрри звонит. Привет. Помнишь меня? Поздравляю: у нас – девочка. Нереальные ресницы. Серые глазки. Как у тебя... Как и обещала, назвала девочку Энди.
– А что наш муж? – спросил я.
– А муж признал девочку... Спасибо тебе, Андрюша, что теперь у нас дочка есть. Это – наше с Джейми самое дорогое.
«Здорово. Главное, что Танин муж одобрил нас...» И я повесил трубку. Через два года еще один звонок. Сразу понял, кто звонит, как только услышал истерику в телефоне:
– Тань, что тебе надо, а?
– Андрей, беда стряслась. Муж сейчас в Вашингтоне. А я родителей приехала навестить, они в Москву переехали. Здесь, в «Медведково» живут. Девочку еще утром в ясли отвела. Полчаса назад пришла забирать её, а мне говорят – вашу дочку уже какой–то мужчина забрал... представился моим мужем... Боже мой, что мне делать, Андрей?
– В «ментовку» бежать, дура! И давай, быстро мне говори, где живут все те, к кому ты ещё ездила.
– В каком смысле «ездила»? – у Тани амок.
– А от кого ты ещё беременеть пыталась. Не один же я такой распрекрасный у тебя был. Ну, давай все адреса, живо!
Испуганная Таня выдала мне три адреса. Я выбрал один (ага, тот, что в «Медведково»).
– Перезвоню!
– Андрей, только будь осторожнее, и...
Не дослушав, я бросил трубку, схватил куртку и понёсся в «Медведково».
Дочь Тани я нашел ровно через час. Это был типичный грязный подвал в спальном районе. Алюминиевые баки с покорёженными крышками и отходами. Серый бетон пола, на окнах – гнилые решётки. Смрад крыс и отвратительный застоялый запах мочи. А еще – странный, чистый аромат тиаре. Этот белый цветок изображен в волосах женщин на картинах Гогена. Я запомнил это название, потому что так пахла для меня только одна женщина. Запах тиаре и привёл меня в подвал. Представив на минуту, что я могу увидеть ту, которую любил, в этом подвале мёртвой, я испытал дикий, животный ужас. Да, я боялся за неё, а вовсе не за Таню и не за Танину дочь. Захлестываемый эмоциями, я шёл вперёд, пока не заметил на полу два маленьких комочка: чёрного плюшевого, растерзанного, измазанного кровью мишку и крохотную девочку в чёрной цигейковой шубке. На руках у девочки были красные варежки, расшитые снежинками. Точно такие же варежки были в детстве и у меня. Я присел и осторожно взял девочку на руки. Её маленькая головка, прикрытая вязаной шапочкой, безвольно завалилась набок. Невесомое тело ребёнка было гуттаперчевым. Так бывает, когда позвоночник перебит. Я сдвинул с лица девочки шапку и обомлел, увидев, что глаз у ребенка нет – глаза у девочки вытекли, потому что кто–то безжалостно выбивал их каблуком. Потом я услышал чьи–то быстро спускающихся вниз шаги и заорал, как безумный: «Ноль три наберите!».